– Прости. Мне действительно жаль, что…

Но она уже не хочет его слушать. Она выходит из комнаты, запирает дверь и защелкивает замок. Ее сын стоит в другом подвальном помещении рядом со стиральной и сушильной машинами.

– Он точно сведет меня в могилу, – жалуется мать. – А ты что здесь делаешь?

– Мне кажется, детектив уже становится опасен. Слишком много ему удалось узнать.

Мать кивает:

– Да. У меня тоже возникло предчувствие, что он это дело так просто не бросит.

– Ну и хорошо, – говорит сын. – Я затаюсь на время, пока не выясню, к чему он придет.

– Нам требуется план на случай непредвиденной ситуации. – Она понижает голос почти до шепота. – Если девчонка или парень объявятся еще до того, как Уивер их найдет, мы должны быть наготове. Нам нужно все отрицать. Выставить мальчишку лжецом. Заявить, что мы понятия не имеем, о чем он толкует.

Сын опирается на стиральную машину, складывает руки на груди и качает головой.

– Ты задумала отправить отца в другое место?

Женщина задумывается.

– Наверное, это можно назвать и так.

– Куда же нам его перевезти? Где разместить отца так, чтобы мы по-прежнему могли его контролировать?

Мать не отвечает. Однако ее молчание красноречивее любых слов.

– Нет, мама. Мы не можем пойти на это.

– Но я не в силах продолжать, – говорит она. – Для меня все стало просто невыносимо.

– Послушай, давай сначала посмотрим, что получится с Уивером. И если нам придется от кого-то избавиться, то я бы предпочел убрать его и прочих, но только не отца.

– Разумеется, – кивает она. – Я с тобой согласна.

– Этот Уивер! Боже, он такая же головная боль, такая же заноза в заднице, каким был его сынок. Но уж с тем-то, по крайней мере, все кончено.

По пути к Скиллингам я представил, каково им сейчас, их муки и безумное волнение за сына, и вдруг вспомнил время, когда Скотту едва исполнилось шесть лет.

Ему тогда часто стали сниться кошмары, и он приходил посреди ночи к нам в спальню.

– Я видел страшный сон, – каждый раз говорил он.

Мы с Донной разрешали ему заползти в нашу постель, хотя и опасались создать нежелательный прецедент и проявить излишнюю мягкотелость. Мы воображали, что он к этому привыкнет и станет беспокоить нас по ночам до тех пор, пока не отправится учиться в колледж, однако все же отложили свои тревоги на потом. И сейчас я мог только радоваться, что мы позволяли Скотту улечься между нами, натянуть одеяло до подбородка и положить голову в пространство, где сходились две наши подушки.

А затем однажды ночью кошмар приснился мне самому. Впрочем, этот сон посещал меня постоянно, и порой я вижу его даже сейчас. Во сне я бью пьяного водителя головой о капот его машины. Мои пальцы крепко вцепились ему в волосы, я ударяю его о металл снова и снова, пока вдруг не понимаю, что голова уже отделилась от тела. До меня доходит, что я натворил, и я разворачиваю его оторванную голову так, чтобы посмотреть прямо в глаза.

– Я уже усвоил преподанный урок, – говорит она с усмешкой. – А ты усвоил свой?

После этого я неизменно просыпался в холодном поту. В ту ночь, однако, я ухитрился не разбудить Донну, дергаясь, ворочаясь, а иной раз и крича во сне. Опасаясь снова заснуть и увидеть ту голову, я выскользнул из постели и отправился на кухню. Налил себе немного воды из-под крана и сел за стол, размышляя о совершенных ошибках и о том, как мы в итоге оказались в Гриффоне.

Я просидел там, наверное, минут десять, когда вдруг понял, что за мной наблюдают. В проеме двери стоял Скотт, и у меня от его вида чуть не зашлось сердце. Но я постарался ничем не показать, как испугался при столь неожиданном появлении сына.

– Почему ты не спишь? – спросил я.

– Заметил внизу свет, – отозвался он.

– Тебе не стоит бродить ночами по дому.

– А ты что здесь делаешь?

– Просто сижу.

– Тебе приснился кошмар?

После небольшого замешательства я ответил:

– Да, представь, я тоже иногда вижу плохие сны.

– Что тебе приснилось?

– Мне бы не хотелось вспоминать об этом.

Сын понимающе кивнул:

– И тебе страшно, что, если ты ляжешь в постель, сон вернется?

– Да, немного страшно.

Скотт ненадолго задумался над такой проблемой, а потом нашел решение:

– Ты можешь пойти и поспать со мной.

Я еще глотнул воды и поставил стакан на стол.

– Ладно.

Он дождался, чтобы я сполоснул стакан и выключил свет. Затем взял меня за руку и повел в свою комнату, словно я не знал, где она находится.

У него была узкая односпальная кровать. Мне пришлось лечь на бок, прижавшись спиной к стене. Скотт залез под одеяло и обнял меня.

– Только не храпи, – попросил он. – Ты часто громко храпишь.

– Я постараюсь.

Ему хватило нескольких секунд, чтобы снова заснуть. Я видел, как его грудь вздымается и опадает при размеренном дыхании. Вскоре сон овладел и мной. И той ночью кошмары меня больше не мучили.

И вот я снова сидел в гостиной дома Скиллингов. Адам и Шейла пристроились в креслах напротив меня. Я расположился на диване. На столике между нами находились кофейные принадлежности. Шейла, видимо, принялась варить кофе, как только закончила разговаривать со мной по телефону. Когда она разливала напиток по фарфоровым чашкам, от него поднимался легкий парок.

– Сливки? Сахар? – спросила она, зависая над столиком, хотя все было передо мной, как и вазочка с печеньем.

В минуты стресса тебе обязательно нужно хоть что-то делать. Занять себя. Отвлечься. Сварить кофе, приготовить печенье, навести порядок в стенном шкафу.

– Ради бога, он сам может размешать сахар в чашке, – раздраженно заметил Адам.

Шейла поспешно уселась на свое место и приложила пальцы к губам так плотно, словно пыталась сдержать рвущийся крик.

– Мистер Уивер, – сказал Адам, – наш сын, конечно, иногда поступает как полнейший кретин, подобно всем мальчикам в его возрасте, но он не убивал Анну.

– Расскажите, что произошло, – попросил я.

Вскоре после нашего расставания на мосту, под которым нашли тело Анны, Шон позвонил родителям, и они немедленно приехали. Рэмзи и Куинн – Скиллинги запомнили фамилии на жетонах – все еще пытались допрашивать его, хотя он, кажется, внял моему совету и держал рот на замке.