– Мой брат не имеет к этому никакого отношения, – говорю я.

– О, нет, он имеет к этому отношение, – парирует Колютик. – В конце концов, разве не из-за него вы вернулись?

– Да, но я не хочу отдавать его обратно! – Раздраженная, я надуваю губы. – Он – мой!

Глазки Веточки и Колютика бегают туда-сюда, с моего лица друг на друга. «Эгоистка, эгоистка, эгоистка», – как будто говорят они. Мне хочется вырвать эти глазки-жучки и носить их как кольца на пальцах, заставить их прекратить эту безмолвную критику.

– Прекратите на меня смотреть, – фыркаю я. – Прекратите меня осуждать.

Мои девочки-гоблинки снова переглядываются.

– Как пожелаете, ваше высочество, – говорят они. – Как пожелаете.

Я потребовала устроить бал в мою честь, но толпы гоблинов и подменышей в огромной, сверкающей пещере вовсе не выглядят веселыми. Ни музыки, ни танцев, ни флирта. Я бросаю взгляд то в одну сторону, то в другую, и прозрачность чувств на их лицах и тревожит, и восторгает меня. Когда я в последний раз посещала Подземный мир, я как будто побывала в чужой стране, языка которой почти не понимала. Но теперь мир не просто четок – он понятен. Он осмыслен. Интересен.

– Я – одна из вас! – Я восторженно хлопаю в ладоши, ущипнув обеспокоенного бесенка за щеку. – Я вижу вас! Я слышу вас! Я понимаю вас!

Я осматриваю комнату с высоты резных каменных ступеней при входе в пещеру. Там, где когда-то я видела море глядящих на меня одинаковых лиц, я вижу отдельных личностей, ясных и четких, как листья на дереве. Как я могла не замечать их формы, их различия и сходства? Уникальные отметины и черты, делающие их неповторимыми?

Я спускаюсь по ступеням, и толпа расступается передо мной, как Красное море перед Моисеем, открывая тропу, ведущую прямо от моих ног к мраморному постаменту в другом конце пещеры, где на троне, обвитом оленьими рогами, я вижу чью-то фигуру. Он расслабленно восседает в громадном кресле, его кожа окрашена чернильно-черными завитками, а изо лба торчит пара бараньих рогов. Его глаза бледные, бело-голубые – как метель, как лед, как смерть.

Эрлькёниг.

Войско призрачных воинов стережет его по обе стороны от трона, существа, духи, призрачные всадники, одетые в сгнившие лохмотья из плоти и ткани, держащие копья и щиты, проржавевшие от возраста и частого использования. Дикая Охота.

– Mein Herr! – Улыбка зарождается в пальцах ног и спешит, извиваясь, по телу, охватывая низ живота, грудь, горло и лицо. Пещера наполнена звоном моего голоса, и все собравшиеся сжимаются от его мощи.

Все, кроме одного.

У ног Эрлькёнига сидит светловолосый юноша, худой и долговязый, с острыми скулами и еще более острым подбородком. Из всех подменышей вокруг только его глаза выглядят человеческими. Они ясные, как вода, и синие-синие.

Йозеф.

Но я не узнаю своего брата. Я легко распознаю все эмоции на лицах других гоблинов и фей Подземного мира, но пытаться прочитать Йозефа – все равно что искать слова в картине. Пропитанный моей неуверенностью, огонь в груди запинается и что-то несвязно бормочет.

– Добро пожаловать домой, моя королева. – Тонкие губы Эрлькёнига скручиваются в усмешку, зубы сверкают в переменчивом, вертлявом свете Подземного мира. – Скучала ли ты по нам? – Усмешка становится еще более резкой, а взгляд – ледяным. – Скучала ли ты по мне?

– Да, – отвечаю я. – Я тосковала по тебе каждую минуту, каждый час своего бодрствования.

В этих глазах ненадолго вспыхивает цвет, глубокий, безграничный.

– А что насчет твоих бессонных ночей?

Похоть наполняет мои жилы, превращая кровь в бормочущий ручей желания. Чудовище напротив меня прекрасно в своем уродстве, и я представляю, как эти исковерканные руки обнимают меня, и кожа наших тел чередует черный с белым, как клавиши на моем клавире. Свеча внутри меня разгорается сильнее.

– Мои ночи наполнены бегством – бегством от желания тебя. Желания разрушения. Желания забытья.

Эрлькёниг встает на ноги.

– Да, – вздыхает он присвистывающим шепотом и скользит взглядом по моей пояснице. – Да.

Да, пожалуйста, да. Я иду вперед, а Эрлькёниг спускается с помоста. Я с готовностью обнажаю для него свое горло в ожидании волчьего укуса, который прольет на пол кровь, признак моей жизни. Он обхватывает многосуставными пальцами мои запястья и подтягивает меня к себе, прижимается губами к тому месту, где под кожей бьется пульс, глубоко вдыхает аромат моей смертности.

Кончики его пальцев жалят меня, как языки пламени, оставляют после себя мурашки, моя плоть под его прикосновениями становится мертвенно-бледной и мертвенно-тяжелой. Его когти глубоко проникают в открывающиеся раны, как будто он хочет ворваться в меня и разорвать на части. Я и смеюсь, и кричу от боли.

– Нет! – Йозеф прыжком оказывается за спиной Эрлькёнига и вырывает меня из его рук. – Не трогай ее! Ты делаешь ей больно!

Владыка Зла отступает, и я чувствую, как по подбородку струится что-то теплое. Я прикасаюсь к своему лицу, и пальцы становятся влажными и красными от крови.

У меня идет носом кровь.

Перед глазами все плывет и шатается, и когда я поднимаю руки, то вижу их насквозь вплоть до мышц, крови и костей. Эрлькёниг слой за слоем избавляет меня от всего, кем я являюсь. Я снова смеюсь, а Эрлькёниг, усмехаясь, поворачивается к моему брату.

– Разве она не заслуживает того, чтобы ей причиняли боль? Разве она не заслуживает того, чтобы ее уничтожили? Разве эти же мысли не посещали твою голову, о безымянный?

Йозеф смотрит на меня, но я по-прежнему не понимаю отражающихся в его глазах чувств.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает его Эрлькёниг. – Зачем ты пришел?

– Я… я пришел домой, – отвечает Йозеф, и его голос мягче, чем звук моих мыслей.

Эрлькёниг запрокидывает голову и рычит радостно и удовлетворенно.

– Ты думал, что это будет так просто, подменыш? Избавиться от жизни смертного, которым ты когда-то был? Я вижу нити, которые по-прежнему связывают тебя с верхним миром. С ней.

Он бросает взгляд на меня, и я вижу кровные связи, мертвой хваткой опутавшие горло и грудь моего брата и медленно высасывающие из него радость. Эти нити привязаны к свече в моей груди.

– Почему ты до сих пор носишь его лицо, mischling[44]? – поддразнивает его Эрлькёниг. Полукровка, дворняга, я вижу, как мой брат истекает кровью от стыда и агонии. – Покажи нам себя настоящего!

Йозеф бледнеет.

– Это… это я, настоящий.

– Неужели? – Владыка Зла подходит к моему брату, и Йозеф вздрагивает от его горького дыхания. Ледяной взгляд Эрлькёнига ласкает лицо моего брата, а кривые, многосуставные пальцы легко касаются его лба. – Эти глаза все еще принадлежат человеку, mischling. Ты позволишь мне их вырвать?