Девятого марта «пополудни мимо Зимнего дворца везены турецкие знамена и другие трофеи, взятые под Измаилом российским войском». В журнале не указаны имена присутствовавших на церемонии, но, очевидно, как и два года назад, Суворов стоял рядом с Екатериной и Потемкиным. Граф двух империй, кавалер Георгия 1-й степени, обладатель драгоценной шпаги с надписью «Победителю Визиря» выделялся из когорты генералов империи. Сановники и придворные устно и письменно поздравляли героя, его приглашали в гости друзья, поэты подносили хвалебные стихи.

«25 марта, — читаем в камер-фурьерском журнале, — после литургии Ее Императорское Величество изволила прибыть обще с Их Императорскими Высочествами в аудиенц-камеру и Всемилостивейше жаловала Монаршими милостями как предводительствовавшего на юге Российским оружием Генерал-Фельдмаршала Князя Григорья Александровича Потемкина-Таврического, так рекомендованных от Его Светлости и от частных командиров разных чинов военнослужащих за отличные подвиги, оказанные в прошедшую пред сим кампанию и особливо при взятии приступом города и крепости Измаила, со Всемилостивейшим пожалованием всему войску, бывшему на приступе, каждому по серебряной медали с надписью "за храбрость и усердие"». Награждения были щедрыми и ничуть не уступали очаковским.

Через три дня Потемкин получил короткое письмо. «Светлейший Князь, Милостивый Государь! — писал Суворов. — Вашу Светлость осмеливаюся утруждать о моей дочери в напоминовании увольнения в Москву к ее тетке Княгине Горчаковой года на два. Милостивый Государь, прибегаю под Ваше покровительство о ниспослании мне сей Высочайшей милости. Лично не могу я себя представить Вашей Светлости по известной моей болезни».

Как мы помним, «Суворочка», определенная при участии Потемкина и самой государыни в Смольный институт, росла без матери, жившей с маленьким сыном у родственников в Москве. Всю нежность родительского сердца Суворов перенес на дочь, о чем красноречиво говорят его письма. Мы видели, как отец радовался успехам Наташи в учебе, передавал поклоны директрисе Смольного Софье Ивановне Делафон и «сестрицам» — одноклассницам дочери, как мечтал о времени, когда его «Суворочка» наденет белое платье — символ скорого окончания учебы.

Александр Васильевич писал дочери о своей боевой и походной жизни, о своих победах, применяясь к ее понятиям. Отметим интересную подробность: Наташу несколько раз приглашала государыня для чтения перед ней и придворными писем ее ставшего знаменитым отца. Дочь относилась к нему с уважением, почтительностью и любовью. К сожалению, ее ответные письма, за редкими исключениями, до нас не дошли. Процитируем одно из сохранившихся, датированное 17 апреля 1790 года:

«Довольно долгое время, дражайший батюшка, я была лишена удовольствия получать от Вас новости. Не зная причины столь жестокого молчания, я приписывала ее нездоровью либо какой другой напасти. Но благодаря Богу Ваше письмо успокоило мои тревоги. Не могу выразить Вам радость, какую оно мне доставило. Будьте уверены, батюшка, я сделаю всё, чтобы жить в соответствии, согласно Вашим советам, которые Вы даете мне, всегда самым совершенным образом покоряться Вашей воле, ибо Вы знаете, сколь Вы мне дороги.

Моя милая матушка Софья Ивановна всем сердцем согласна, чтобы я потратила деньги, которые Вы назначили мне на гостинцы, на покупку клавесина. Он уже совсем готов. Она испрашивает Вашего приказания, чтобы эти деньги были мне переданы, так как Вы знаете, дражайший батюшка, что она не дала тогда согласия на это и с тех пор больше не видела господина, который должен был ей его передать. Это органный клавесин стоимостью 500 рублей, и лишь только я буду в состоянии заплатить за него, я смогу им пользоваться сразу же.

От всего сердца прошу Бога, чтобы он сохранил милого батюшку. Не могу и думать, не проливая слез и не трепеща, об опасностях, которые каждый день угрожают драгоценной жизни моего отца. Сестрицы вам кланяются. Я целую Ваши руки».

Второго марта 1791 года, накануне приезда Суворова в столицу, Екатерина пожаловала пятнадцатилетнюю графиню Рымникскую в свои фрейлины. Много горестных часов доставил старику-отцу этот знак монаршей милости. Будучи невысокого мнения о придворных нравах, он сокрушался об опасностях, подстерегавших дочь. Придворные интриганы сразу заметили его терзания. Особо следует отметить опытного царедворца графа Николая Ивановича Салтыкова. В отсутствие Потемкина он руководил Военной коллегией и по совместительству занимался воспитанием внуков императрицы. Салтыков ладил и с Екатериной, и с ее раздражительным сыном. Именно при его поддержке Зубов занял место подле государыни. Граф Николай Иванович предложил Суворову выдать Наташу замуж за своего сына Дмитрия, а до осуществления этого марьяжа поручить опеку над юной фрейлиной своей супруге Наталье Владимировне, статс-даме императрицы.

Осведомленный Гаврила Романович Державин в своих «Записках» рассказывает: «Надобно знать, что в сие время крилося какое-то тайное в сердце императрицы подозрение против сего фельдмаршала (Потемкина. — В.Л.) по истинным ли политическим каким, замеченным от двора причинам, или по недоброжелательству Зубова, как носился слух тогда, что князь, поехав из армии, сказал своим приближенным, что он нездоров и едет в Петербург зубы дергать. Сие дошло до молодого вельможи и подкреплено было, сколько известно, разными внушениями истинного сокрушителя Измаила, приехавшего тогда из армии. Великий Суворов, но, как человек со слабостьми, из честолюбия ли, или зависти, или из истинной ревности к благу отечества, но только приметно было, что шел тайно против неискусного своего фельдмаршала, которому со всем своим искусством, должен был единственно по воле самодержавной власти повиноваться».

Державин писал свои «Записки» спустя много лет после Итальянского и Швейцарского походов, обессмертивших имя Суворова. В оценке «неискусного фельдмаршала» слышатся сплетни, распространявшиеся еще при жизни Потемкина в придворных и дипломатических кругах. Но главное передано верно: осложнение отношений Потемкина с императрицей, недоброжелательство к нему Зубова и участие измаильского героя в противостоянии князю Таврическому. Это подтверждается письмами самого Суворова.

Летом 1791 года Александр Васильевич действительно резко отзывался о властолюбии Потемкина и даже писал сатирические стихи на своего начальника. Однако всё это не предназначалось для чужих глаз и проявлялось исключительно в личных письмах Суворова Дмитрию Ивановичу Хвостову. Женатый на племяннице полководца, Хвостов сделался своего рода представителем графа Рымникского при дворе. От него у Суворова не существовало тайн. Что же случилось? Чем провинился Потемкин?

Воспользовавшись его двухлетним отсутствием в столице, придворные завистники пытались ослабить влияние соправителя и супруга императрицы. Им удалось провести в фавориты Екатерины молодого и малоопытного в делах Платона Зубова. Измаильский герой понадобился им для того, чтобы внушить недоверие к главнокомандующему, якобы только пожинавшему плоды побед своих подчиненных. Общественное мнение, которое сам Суворов называл «стоглавой скотиной», приняло эту сплетню. Но государыню обмануть было невозможно — она знала настоящую цену Потемкину, более того, понимала, что в случае его отставки ключевые посты в армии окажутся в руках сторонников наследника престола, поклонника Пруссии. В Берлине уже ходили слухи о скорой перемене в России царствующей особы. Этому должны были способствовать угрозы Англии и Пруссии.