Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему информация становится реальной в квантовой физике? – спросила я. – Из-за ее бинарности: в ней все можно описать с помощью битов?
– Дело не только в этом. В классической физике вы можете определить состояние какой-то системы, а потом придет кто-то другой и тоже определит состояние той же самой системы и получит тот же самый результат, что и вы. В квантовой механике такое, как правило, невозможно. Полученная информация ничего не говорит о том, какой была реальность до этого момента. Получение информации само как-то определяет реальность. Это близко идее Уилера об интерактивной Вселенной. Конечно, в повседневной жизни такого не происходит – обычно мы имеем дело с декогеренцией, и информация распространяется благодаря квантовому дарвинизму, но все-таки законы физики допускают и такое. Здесь есть что-то, чем мы не должны пренебрегать. Это ключ к разгадке, как устроена Вселенная.
Отъезжая от обочины, мы увидели койота, перебегающего нам дорогу. Он остановился на мгновение перед машиной и посмотрел на нас. Его шкура и кости – не более чем иллюзия, подумала я, воплощение информации, частичная объективность, продукт квантового дарвинизма, бесконечное повторение битов, избыточно рассеянных по пустыне.
– Похож на флейтиста из Jethro Tull, – сказал отец.
– Койот?
– Журек.
– Это было действительно интересно, – сказала я. – Но я так и не поняла, что хотел сказать Уилер.
– Может быть, ничего особенного? – предположил отец. – Может быть, так и было, как он сказал – некий дзэнский коан или что-то еще, что могло бы нас заставить думать по-новому?
Я пожала плечами:
– Это было бы очень скучно. Чем мы займемся теперь?
Мы решили посетить научный музей Брэдбери, в котором были представлены экспонаты, рассказывающие об истории Лос-Аламосской национальной лаборатории, Манхэттенского проекта и ядерного оружия.
– Когда я был ребенком, может быть лет одиннадцати, у меня была коллекция горных пород и минералов, – сказал отец, когда мы въехали в город. – И кто-то дал мне образцы тринитита. Я не помню кто. Они были похожи на остекленевшие камни, которые образовались в результате испытания бомбы. В пакете с образцами лежала картинка с изображением взрыва. Я был совершенно очарован. Тогда я принял этот образец за криптонит.
Отец «разговаривает» с восковым Робертом Оппенгеймером в Музее науки Брэдбери в Лос-Аламосе.
Фото: А. Гефтер
Когда мы бродили по музею, я думала о том, что говорил Журек. Даже если декогеренция делает за нас большую часть созидательной работы, существует еще некая неопределенность, которая требует, чтобы наблюдатель сделал выбор – выбор, который привнесет информацию в мир, созидая Вселенную бит за битом, как и предполагал Уилер. Это ключ к тому, как эта Вселенная устроена. Декогеренция, как сказал Журек, эффективно отвечает на вопрос, почему мы не видим интерференционных эффектов – проявление квантовой суперпозиции – в повседневной, макроскопической жизни. Но еще более глубокий вопрос: почему любая интерференция должна исчезать?
– То, что сказал Журек о различии между классической и квантовой информацией, было любопытно, – сказал папа, делая вид, что говорит со статуей Оппенгеймера. На разрушителе миров была шляпа, как у Брокмана. – Стало быть, классическая информация описывает нечто, а квантовая информация и есть это самое нечто.
– Эй, смотри! – сказала я, указывая на небольшую коробку сбоку от статуи Оппенгеймера.
Коробка была заполнена мелкими сероватыми камнями. «Новый искусственный минерал, названный тринититом», – объясняла надпись на коробке.
– Это те самые камни, о которых ты говорил!
– О да!
Отец заглянул в коробку, улыбаясь, как будто он только что заново обрел давно потерянную игрушку из далекого детства. Но как только он прочитал описание, улыбка исчезла, сменившись выражением растерянности и беспокойства.
– Серьезно, а кто же дал мне эти камни? Они ведь радиоактивные! А мои родители позволяли мне сидеть и держать их в руках…
Я была рада, что мы приехали сюда. Я чувствовала, что мы стали чуть ближе к пониманию того, о чем говорил Уилер. Согласно Журеку, слова о самонастраивающемся контуре означали, что наблюдатели могут создавать информацию – следствие, по-видимому, того факта, что мир разделен на части, а это, в свою очередь, следствие того, что мы находимся внутри Вселенной и не можем посмотреть на нее извне, как Бог. Граница границы – простой геометрический факт, что «если у вас что-то окружено границей, нет нужды возводить еще одну», как-то говорит о способе создания информации из ничего, но я все еще не понимала как. Она построена из битов, а биты – из ничего. Фундаментальные вопросы остались без ответа. Декогеренция помогает скрыть квантовую природу реальности, но почему реальность вообще квантовая? Вопрос Уилера остался висеть в воздухе, как ядерный гриб над Нью-Мексико в пустыне. Почему квант?
Вернувшись домой, я начала искать в интернете дополнительную информацию о бывших студентах Уилера, пытаясь найти еще кого-нибудь, кто бы мог помочь нам расшифровать его загадочные фразы. Мне на глаза попалась статья об Уилере в журнале Alcade за 1978 год. Это был номер, посвященный выпускникам Техасского университета в Остине. Статья была написана через год после приезда Уилера в Техас. Один абзац особенно привлек мое внимание:
«Когда ему в голову приходит новая идея, он с ней делает что? – вопрошал автор. И тут же давал ответ: – Он записывает ее на бумаге, делает запись в своем блокноте. Доктор Уилер сохранил почти сорок таких блокнотов, с того самого момента, как начал делать записи во время войны. …Когда он разговаривает с коллегой, он записывает все, что человек говорит ему, а потом он записывает, что думает об этом разговоре. Когда его просят прочитать лекцию, он планирует, что он будет говорить, делая записи в тетради черными чернилами, красивым разборчивым почерком. Если соседский ребенок поздравил его с днем рождения, если он купил открытку в чужой стране, если он просмотрел развеселивший его мультфильм, – обо всех этих событиях он делает записи в своем блокноте, сохраняя их для себя и на радость будущим историкам науки».
Вот это номер!
Уилер хранил свои дневники? Сорок штук? Записи всех его мыслей и разговоров? Это было в 1978 году. Сколько еще он успел записать за последующие три десятилетия? Что сталось с ними? Как нам получить их?
Я знала, что мы должны делать – найти эти дневники!
В университете штата Аризона в Темпе физик Лоуренс Краусс выступил с инициативным проектом, целью которого было исследовать «происхождение Вселенной, звезд, планет, жизни, сознания, культуры и социальных институтов». Я задумалась: что же это могло быть? Для затравки они созвали крупный симпозиум, и редакция журнала New Scientist командировала меня, чтобы осветить это событие. В течение трех дней непрерывно выступали крупнейшие ученые, чьи имена были хорошо известны. Но, собираясь утром на первое заседание, я думала только об одном: Брокман.