Дышал он тяжело, и бледнел с каждой минутой.

– И больно, честно говоря, до чертиков.

– Сейчас. Аптечку достану.

– К черту аптечку. Докладывайте Вяземскому, что мы их потеряли.

В этот момент рядом с ними затормозил автомобиль.

Ночь превратила шоссе в потоки оранжевого огня, текущих, словно лава, пробивающая себе путь по склону вулкана.

Татьяна, откинувшись на спинку кресла, закусила губу, и молилась только о том, чтобы не запаниковать. Она старалась отгонять от себя мысли о том, что вытворяет на дороге. Сейчас имела значение только скорость.

Ее пассажиры напряженно молчали, следя за тем, как остаются позади одна машина за другой, а их темно-синий рычащий монстр взрезает ночную тьму.

– Вон там, впереди, – показал Ян на группу огней, – мне кажется, это та самая колонна.

Таня молча кивнула, готовясь к очередному обгону, и в этот момент все изменилось.

Впереди появился светлый прямоугольник – кто-то открыл дверь фургона, и из него выпрыгнул человек.

Затем Таня сосредоточилась только на том, чтобы выжить в том хаосе, что воцарился на дороге.

Какофония сигналов слилась в один надсадный истерический вопль. Слева с грохотом столкнулись два автомобиля, один из них закрутило и понесло поперек дороги. Протаранив ехавший через два ряда внедорожник, он остановился, и из-под капота вырвались язычки пламени.

Не снижая скорости, Таня вывернула руль вправо, и чуть ли не поперек шоссе выехала на широкую обочину. Выровнявшись, она рванула вперед, стараясь нагнать ушедшую колонну.

Ян и профессор сохраняли молчание. Неведомым ей самой образом, она чувствовала оттенки этого молчания – мальчишески-восхищенное у Игоря Львовича и ободряющее Яна.

– Смотри, это Олаф! – крикнул Ян, но она и сама уже увидела торчащий из канавы задний бампер автомобиля.

Затормозив, Татьяна выпрыгнула из машины, но Ян ее опередил. Он уже спускался к пострадавшим.

Взглянув на белое лицо Владимира, спросил:

– Состояние?

– Раны поверхностные, – ответил за товарища Олаф, – но крови потерял много и двигаться не может.

– Я смогу, – поморщился Владимир, – помогите перетянуть только эти чертовы царапины.

– Время потеряем, – коротко бросил Ян, и обернулся к Татьяне и Малинину, спешившим к ним:

– Профессор, вам придется остаться с раненым! Сможете ему помочь? – показал он на раненого.

Профессор молча отобрал у Олафа аптечку. Открыл, одобрительно хмыкнул, и склонившись над раненым, коротко бросил: – Дайте нож, если есть.

Олаф достал раскладной нож.

Профессор принялся сноровисто срезать с Владимира клочья одежды. Не поворачиваясь, бросил, – Езжайте, – и снова полностью сосредоточился на пострадавшем.

Вяземский кивнул Олафу, и тот зашагал к искореженной машине.

Открыв багажник, нажал на незаметный рычаг, поднял замаскированную крышку.

Таня тихо ойкнула, когда он достал из багажника два коротких автомата, подсумки с запасными магазинами, и несколько гранат.

Они с Вяземским распределили между собой оружие, после чего двинулись к автомобилю.

Татьяна поспешно заняла свое место за рулем.

Ян, как и прежде, сел на переднее сиденье, Олаф сзади, и «Москвич» снова устремился в погоню.

Татьяна перестала бояться. Высадив Малинина, она оставила с ним там, на шоссе, еще одну часть своей жизни и себя прежней.

Ее захлестнул чистый восторг схватки. Мир вокруг стал простым и ясным. Ей доверили свою жизнь человек, которого она любит и его друг. Значит, она не может его подвести.

Там, впереди – мерзавцы, которые хотели убить Яна, профессора Малинина, Володю, оставшегося лежать в кювете с располосованной грудью и изодранным лицом, которые уже убили Костю Нифонтова и Славу Загорулько, и неизвестно скольких еще людей.

Их надо остановить.

Все просто.

Новый мир ей нравился.

Как только они свернули с шоссе, скорость пришлось сбросить.

Ян накрыл ладонь Татьяны своей, попросил:

– Не спеши. Нам совсем не нужно, чтобы они заметили хвост.

Теперь они почти крались по дороге. «Москвич» колыхался на многочисленных рытвинах и выбоинах асфальта, и Таня прикладывала большие усилия просто для того, чтобы удержать тяжелую машину на проезжей части.

Миновав спящий придорожный поселок, они выехали на совершенно пустую дорогу, поднимающуюся на холм. На вершине холма виднелись очертания деревьев. Темные, не подсвеченные ни фарами, автомобилей, ни отсветом какого-нибудь жилья.

– Они здорово нас опережают, – констатировал Олаф.

– Это точно, – подтвердил Ян, и спросил – А что вы обязательно сделали бы на их месте?

– Заслон бы я оставил, – буркнул норвежец.

– Вот именно. И регулярно с ним связывался. А потому, действовать надо быстро.

– Согласен, так что мы тянем? – норвежец накручивал на ствол «беретты» черный цилиндр глушителя.

Закрыв глаза, Ян откинулся на сиденье. Пальцы правой руки поглаживали фигурку сокола, прикрепленную к браслету. Таня с тревогой увидела, как бледнеет Вяземский, черты его лица заостряются, в них проступает что-то дикое, хищное. Вздохнув, он открыл глаза, и Таня закусила губу, чтобы не закричать – серые глаза Яна превратились в глаза птицы.

Неподвижно глядя перед собой, он по-птичьи дернул головой.

– На холме никого. Кладбище начинается внизу, у его подножья. Справа от дороги строения. Видимо, мастерская и склады. Автомобили проехали дальше по дороге и свернули на центральную аллею кладбища. Но далеко не проехали. Дальше там настоящий лес.

Он помолчал. Досадливо поморщился, – Плохо видно. А, вот. Они выгружают что-то. Тела, мне кажется. Шевелятся. Люди, живые, но им, похоже, что-то вкололи. Ага, а вот и охрана. Олаф, двое слева от аллеи, двое справа. Вооружены автоматами. Разгрузка продолжается. Черт, не могу больше.

Снова закрыв глаза, он сильно потер руками веки. Открыв, поморгал.

Глаза снова приобрели нормальный вид.

Взглянув на Таню, Ян улыбнулся и развел руками, будто извиняясь: – Вот, такие дела. Одна из сторон моей работы.

Та неуверенно улыбнулась в ответ:

– Я сейчас не буду спрашивать, как ты это делаешь, но потом ты мне все подробно объяснишь.

Ян кивнул, и, обернувшись к Олафу, заговорил:

– План таков. Мы подъезжаем к вершине холма, оставляем автомобиль под деревьями, и тихо спускаемся вниз. Мы с вами, Олаф, снимаем охрану, после чего вы с Таней остаетесь в арьергарде и прикрывает меня.