Фабрицио попросил минуту внимания.

– И еще, чтобы отметить такое событие, я хочу вам первым сообщить важную новость. Я наконец закончил свой роман. – И добавил: – И публиковать его буду не в “Мартинелли”.

Сомаини крепко обняла его, отведя назад изящную ножку.

– Милый, какая чудная новость! Мне не терпится его почитать. Это будет шедевр.

Громко гудя, показался большой черный “порше-кайен”. Из окошка высунулась круглая физиономия Паоло Бокки. На его лице еще читались следы перепоя. На правом сиденье храпел Маттео Сапорелли.

– Шикарная вечеринка! Лучшая за последнее десятилетие! Ребята, вас подвезти?

Фабрицио взял Симону за руку.

– Да, в аэропорт.

– Без проблем! – ответил пластический хирург.

– Куда ты меня везешь, милый? – заворковала Симона.

– На Майорку.

Ларита наблюдала всю сцену вплоть до поцелуя.

Потом надела спортивную кофту, натянула на глаза капюшон и покинула этот кромешный ад прежде, чем кто-то ее узнал.

Она держалась молодцом, не разревелась.

С ее невезучестью этой ночью она очередной раз напоролась на подлеца. Хорошо еще, что он выбыл из ее жизни, не успев нанести вред.

В руке она держала записку, которую дал ей Мантос. Осторожно, стараясь не порвать, Ларита развернула ее. В ней было пять размытых строчек:

Кто-то побеждает в Мерано,

Кто-то ищет нефть,

Кто-то пишет маслом,

…Кто-то носит очки

…Кто-то, в общем и целом…

Рино Гаэтано. Небо все голубей.

После страшной ночи гала-представления и смерти Саса Кьятти вилла Ада вернулась во владение города. Римляне снова стали здесь бывать, словно эпохи Кьятти никогда и не бывало.

О тех событиях и в самом деле мало что напоминало. Мемориальная доска с именами погибших вип-гостей у входа со стороны виа Панама. Колеса вагончика, уже успевшие обрасти плющом.

Несколько бородавочников и Джино с Нунцией – пара жирных, как индюки, грифов, роющихся в урнах с мусором. Остальных животных развезли по биопаркам страны.

В остальном же вилла Ада осталась такой, какой была всегда. Громадным, запутанным, грязным, колючим пыльным приютом нелегальных иммигрантов, бездомных собак и крыс. Столетние пинии, прогнившие до самой сердцевины, продолжали валиться на прохожих. Лужайки снова заросли колючими кустарниками. Пруды опять стали мутными и зловонными рассадниками тигровых комаров, обиталищем нутрий и водных черепах. В парке вновь появились собаки без намордников, полицейские, флиртующие с девушками-бебиситтерами, велосипедисты с ног до головы в светоотражающей экипировке, кубинские барабанщики, марихуанщики и старички на скамейках.

29 апреля, ровно через четыре года после злополучной ночи, в солнечный, но еще прохладный день римской весны в парк наведались и Мердер с Сильвиеттой.

Расстелив плед, они выложили на него яичницу с макаронами, рисовые крокеты и пиццу с грибами.

Три года назад они решили посвящать этот день памяти Мантоса и Зомби.

Не то чтобы они устраивали что-то помпезное, но все-таки. Они брали себе выходной (Мердер и Сильвиетта открыли в Ориоло семейную фирму по уходу за терракотовыми полами), садились в свой “форд ка” и ехали в Рим. Если выдавался погожий денек, как сегодня, – устраивали пикник, читали, иногда им даже случалось вздремнуть на свежем воздухе.

Так они поминали своих друзей.

Этот раз был особенный. Они взяли с собой Брюса, их двухлетнего сынишку, который уже ходил и, если не присматривать за ним, пускался в путь и бог весть куда мог забрести на своих маленьких ножках.

Сильвиетта подняла глаза от книги.

– Сходи, что ли, за ним… – попросила он мужа.

Мердер, зевая, поднялся с земли.

– Вижу, нравится тебе книга, а?

– “Свет в тумане” просто потрясающий. Я не могу оторваться. По-моему, даже лучше “Львиного рва”. Чиба стал настоящим писателем. И потом, все эти истории крестьян Паданской долины такие трогательные.

Мердер откусил пиццы.

– Как у него получается вжиться в этот мир? Сам-то он всю жизнь прожил в Риме.

– Он гений. Чистый талант. Помню, когда он на празднике читал стихи. Какой необыкновенный человек. – Сильвиетта огляделась. – Давай-ка, папочка. Сходи за Брюсом.

Мердер потянулся.

– Хорошо, моя королева, я приведу к тебе твое чадо. – Он чмокнул жену и отправился к каруселям, куда утóпал малыш.

Сильвиетта проводила взглядом удалявшегося мужа. Надо обязательно подшить ему замахрившиеся по низу джинсы. Потом она снова окунулась в роман. Ей оставалось меньше пятидесяти страниц. Но через каких-то три минуты до нее донесся голос Мердера:

– Дорогая… Дорогая… Скорее иди к нам.

Сильвиетта закрыла книгу и оставила ее на пледе. Мужа и сына она нашла рядом с щенком немецкой овчарки. Мальчуган протягивал к животному ладошку, а щенок, виляя хвостом, прыгал вокруг него.

Брюс не боялся. Наоборот, он задорно смеялся и старался поймать его.

Сильвиетта подошла к сыну.

– Милый песик, правда?

Мердер приласкал щенка, и тот тотчас перевернулся лапами вверх, чтобы ему почесали живот.

– Может, нам стоило бы завести собаку. Смотри, как Брюс веселится.

– А кто будет с ней гулять?

Мердер пожал плечами.

– Я. Что за вопрос?

– Не верю, – хмыкнула Сильвиетта и шутливо ткнула мужа кулачком в плечо.

Мердер взял на руки Брюса, тот захныкал.

– Давай-ка пойдем перекусим, а то все остынет.

Но, вернувшись, они обнаружили, что на их пикник кто-то покусился – исчез пакет с крокетами и яичница.

Мердер нахмурил брови и уперся руками в бока.

– Ты только погляди, что творится! Уже на минуту и отойти нельзя…

Сильвиетта подняла с земли сумку.

– Деньги, правда, не взяли.

Мердер показал пальцем на раскрошенный крокет под лавровым кустом.

Супруги тихонько подкрались к кусту. Вначале они ничего не увидели, потом заметили, что под ветками укрылся человек в ветхом спортивном костюме и странном головном уборе из голубиных перьев и бутылок от кока-колы. Он доедал их пикник.

– Эй! Ты! Вор! – рявкнул Мердер. – Отдай мою яичницу!