А еще девушка знала, что ее отцу в молодости пришлось по­бывать и корсаром, и наемным воином, чего он не скрывал, хотя старался не говорить об этом с дочерью.

Таким образом, Аврелия, как истинное дитя своего города и своей семьи, не относилась ко всем корсарам одинаково, а делила их на «честных» и «безбожных».

И сейчас, готовясь к празднику, она, вопреки предостере­жениям матери, даже хотела познакомиться с кем-нибудь из этих ловцов удачи — разумеется, с теми, кого можно было от­нести к разряду «честных». Люди, проводившие жизнь в путе­шествиях и приключениях, вообще были интересны девушке, выросшей под крылом родителей, ограждавших ее от всего беспокойного и опасного.

Любопытство Аврелии подогревалось еще и слухами о том, что на днях консул принял у себя капитанов, имевших корсар­ское свидетельство от ордена иоаннитов. Впрочем, как гово­рили соседи по кварталу, вряд ли представители родосских ры­царей захотят посетить городской праздник; скорей всего, они уже отплыли из Кафы в свою корсарскую гавань, которая, по слухам, располагалась где-то близ Горзувиума.

Весенний день святого Георгия выдался, на радость горожа­нам, солнечным и ясным, но при этом не знойным. С утра тол­пы кафинцев спешили в храмы на торжественные богослуже­ния, а затем — к Кайгадорским воротам, откуда начиналась праздничная церемония, возглавляемая консулом. Аврелия и Ки­риена в сопровождении двоих слуг тоже отправились посмо­треть на важное шествие, хотя их больше интересовали увесе­ления и турниры, которые должны были начаться после полудня. За девушками тут же увязалась Раиса, одетая в ярко-оранжевое платье со смелым вырезом на груди и складчатым шлейфом, который девушке приходилось придерживать рукой, чуть от­крывая при этом ноги в остроносых башмачках.

Аврелии ради праздника тоже было позволено модно и да­же кокетливо одеться, и она заранее позаботилась о своем на­ряде. Шелковое платье малинового цвета поверх голубоватой камизы было перехвачено чуть выше талии широким темно­синим поясом с серебряной пряжкой и подчеркивало строй­ные линии девичьей фигуры. К пряжке мысом спускался от плеч воротник, расшитый серебряной нитью, такая же вышив­ка была и на пышных манжетах, которыми заканчивались уз­кие рукава. Свои светлые волосы, заплетенные в свободную косу, Аврелия не стала украшать чепцом или сеткой, а лишь надела на них серебристый обруч, из-под которого на виски и уши ниспадали легкие игривые локоны, подчеркивавшие де­вическую нежность лица. Ее декольте в форме трапеции, су­живающейся книзу, было не столь глубоким, как у Раисы, по­этому фамильный медальон на цепочке прятался под платьем, зато на виду сияло жемчужное ожерелье, которое изящным кольцом охватывало высокую шею девушки и сочеталось с жемчужными подвесками серег.

Кириена тоже оделась богато, но более строго: ведь она те­перь была невестой уехавшего в далекие земли купца-воина, и на празднике, в отличие от Аврелии, хотела лишь наблюдать за веселыми торжествами, но не привлекать внимания моло­дых горожан. Она сразу же заявила подруге, что не будет при­нимать участия в танцах, но Аврелия ей ответила, что это из­лишняя строгость, и даже самый ревнивый жених не имеет права осуждать девушку за веселье на главном городском празднике. Впрочем, Кириена грустила без Романа не по обя­занности, а по велению сердца, и это еще больше располагало Аврелию к ее лучшей подруге.

Пока длились шествия, конные скачки и торжества возле Дворца Коммуны, слуги неотступно следовали за девушками, но потом, когда на улицах появились виночерпии с бочками вина, стали заметно отставать. Вино и угощение на празднике оплачивалось из городской казны, и это не могло не привле­кать простых горожан. Скоро изрядно охмелевшие слуги Ав­релии и Кириены уже распевали песни в толпе, окружившей уличных фигляров. Девушки были только довольны тем, что избавились от надзора, и, хихикнув, побежали на площадь пе­ред фонтаном, где начинались танцы.

Здесь все уже было украшено гирляндами и цветными флаж­ками, на помосте расположились музыканты с трубами, флей­тами, лютнями, виолами и тамбуринами. По другую сторону от фонтана была отгорожена площадка для игрищ: горожане там соревновались в беге с перепрыгиванием через сложенные на земле палицы, в метании маленьких дротиков в круглые мише­ни, в драке на деревянных мечах. Это были шуточные состяза­ния простонародья, а настоящий турнир, в котором принима­ли участие солдаты и конные стражники из свиты консула, должен был начаться немного позднее и в другом месте.

Подруги появились на площади, когда уже заиграла музыка и начался первый или второй танец. К Аврелии сразу же подбе­жал Филипп — сын купца из квартала Айоц Берд, живший ря­дом с домом Таги. Этого юношу Аврелия знала с детства, а по­тому танцевала с ним, не опасаясь ни сплетен, ни подвохов. Она догадывалась, что нравится Филиппу, но сама не испытывала к нему никаких чувств, кроме шутливо-дружеских.

Кириена, как и обещала, остановилась в стороне, не при­нимая участия в танцах. Рядом с ней крутилась Раиса, высма­тривая, очевидно, Бальдасаре.

Потом Аврелия потеряла из виду подругу, а Филиппа оклик­нул кто-то из его приятелей. И как раз в этот момент к Авре­лии направился человек, встречи с которым она хотела бы из­бежать. Это был некто Ошин — сын купца Варадата Хаспека, когда-то пытавшегося стать женихом Марины. Теперь сын, словно переняв эстафету у отца, принялся так же преследовать Аврелию, как некогда Варадат преследовал ее мать. Внешность и повадки Ошина были Аврелии до крайности неприятны, и она пожалела, что, подобно некоторым горожанам, не пришла на праздничное гулянье в маске — это помогло бы ей скрыть­ся от назойливого поклонника. Теперь же оставалось только спасаться бегством сквозь толпу.

И вдруг, кинувшись в сторону от Ошина, Аврелия лицом к лицу столкнулась с незнакомцем, заставившим ее на какой-то миг забыть обо всем на свете. Он показался девушке вопло­щением той благородно-мужественной красоты, которая по­рою грезилась ей по ночам, когда в девичьи сновидения являлся молодой и прекрасный бог, открывавший ей таинство объятий и поцелуев. Аврелия знала, что это грешные сны и тот бог был языческим, античным, но отделаться от очарования ночных грез не могла. И вот теперь герой ее сновидений сто­ял перед ней, и она замерла на бегу, глядя в его сверкающие глаза. Впрочем, через несколько мгновений она все-таки опом­нилась и осознала, что на нее смотрит вполне земной человек, молодой мужчина, по виду приезжий. В одежде и во всем его облике угадывался некий аристократизм, не свойственный большинству местных купцов. Синий камзол ладно облегал его стройную фигуру с широкими плечами и узкой талией, бе­лый воротник подчеркивал загорелую кожу лица и шеи. Не­знакомец был без шапки, и густые черные волосы, кольцами падавшие на лоб, только усиливали его сходство с романтиче­скими героями эллинских и латинских мифов.

Аврелия уже начала чувствовать себя неловкой и растерянной девчонкой, как вдруг молодой человек поклонился и спросил:

— Сеньорита, не соблаговолите ли подарить мне танец?

Незнакомец говорил с легким испанским акцентом, и де­вушка убедилась, что он приезжий. Она уже хотела протянуть ему руку и войти с ним в круг танцоров, как вдруг сбоку на нее налетел Ошин и громогласно заявил: