прямо сейчас у меня абсолютно нет времени оценивать странную реакцию собственного организма.

Помогаю миротворцу снова уложить девушку на спину — нужно осмотреть и обработать рану.

— Дело дрянь, док, — одними губами шепчет Барклай, глядя на меня такими осоловевшими глазами, будто она вусмерть пьяна.

— Нет, — категорично отрезаю я, принимаясь быстро развязывать тугую повязку.

Но как только пропитанные кровью бинты немного ослабевают, я мгновенно понимаю, что Бьянка действительно права — швы воспалились и заметно опухли, пугающая чернильная синева ползёт вверх по её плечу, уже достигнув изгиба шеи. Визуально это очень напоминает гангрену, но разве некроз мог развиться так стремительно? Это противоречит всем известным мне канонам медицины.

Если только… Если только в дело не вмешался смертоносный вирус, превращающий людей в живых мертвецов. Oh merda.

— Нужно поставить ещё антибиотик, — упрямо заявляю я, не желая мириться с неутешительным осознанием, что все усилия оказались напрасными. Ощущаю предательскую дрожь в руках, но интонация остаётся привычно твёрдой и непоколебимой. Нет. Мы не сдадимся. Ни в коем случае. Будем бороться со смертью до последнего, до победного… — Ксавье, принеси лекарство!

— Нет, — вдруг отрезает Барклай и с неожиданной силой вцепляется в мою руку своей пылающей от температуры ладонью.

— Тише-тише… Успокойся, всё будет хорошо, — Тайлер утешающе поглаживает девушку по здоровому плечу и предпринимает попытку разжать железную хватку на моём запястье. — Мы тебе поможем, только подожди немного…

— Нет. Вы не сможете, — непоколебимо чеканит она, хотя тихий голос звучит совсем слабо, и каждое слово явно даётся с титаническим усилием. — Уже поздно.

— Ну что ты такое говоришь? — кудрявый миротворец пододвигается так, чтобы иметь возможность заглянуть в искаженное болью лицо Бьянки. Он озирается по сторонам будто бы в поисках поддержки, но я молчу. Стоящий неподалёку хренов герой тоже. У Тайлера вырывается вымученный стон. — Да что вы как вафельные?! Сделайте что-нибудь!

Я невольно моргаю и отвожу взгляд, пока внутри разгорается непримиримая борьба между слепой наивной надеждой и осознанием неизбежного. С одной стороны, мы можем продолжать войну со смертью, пичкать Барклай медикаментами, вкалывать по очереди все имеющиеся препараты. Но с другой… Рациональное мышление подсказывает, что таким образом мы только продлеваем её мучения, в то время как битва заранее проиграна. Проклятый вирус непобедим.

— Аддамс… Эй… — безошибочно разгадав мои сомнения, Бьянка дёргает меня за руку, заставляя посмотреть ей в глаза. На дне светло-голубой радужки плещется непоколебимая решимость и отчаяние человека, которому уже нечего терять. — Я не хочу… чтобы это было долго… понимаешь?

Я понимаю, о чём она просит.

Машинально оборачиваюсь на свой автомат, прислонённый к заднему колесу джипа.

Умом я прекрасно осознаю, что это самый правильный выход — встать на ноги, взять в руки оружие, снять с предохранителя, прицелиться аккурат в лоб и нажать на спусковой крючок, за секунду избавив Барклай от лишних страданий. Но я не могу сдвинуться с места, не могу даже шевельнуть пальцем, словно враз сковало все мышцы.

— Пожалуйста, Аддамс… — очень тихо шепчет девушка и устало прикрывает глаза, не в силах противостоять невыносимой боли во всём теле.

— Нет… — Галпин тоже зажмуривается, словно сомкнутые веки помогут ему абстрагироваться от жуткой реальности, в которой мы вынуждены пустить пулю в лоб своему же человеку.

Где-то на заднем плане слышны надрывные всхлипы блондинки и громкий плач младенца.

Зато хренов герой уже долгое время не произносит ни звука — машинально оборачиваюсь в его сторону, впервые в жизни желая, чтобы фатальное решение принял кто-то другой. Чтобы кто-то избавил меня от ответственности за чужую жизнь. Чтобы кто-то помог мне сделать правильный выбор.

Хоть и прекрасно знаю, что никаких других вариантов попросту не существует.

Торп нервно сглатывает, растерянно пожимает плечами, смотрит мне в глаза беспомощным взглядом, полным смятения — никогда прежде я не видела его настолько потерянным. И хотя я всегда крайне скептически относилась к его роли самопровозглашённого лидера, но уже успела привыкнуть, что хренов герой сохраняет трезвый рассудок даже в самых критических ситуациях, что на него всегда можно положиться. Невыносимо странно видеть его настолько… сломленным.

— Пожалуйста, Уэнс… — совсем вяло бормочет Бьянка, а пару мгновений спустя её крепкая хватка на моём запястье ослабевает. Она снова впадает в лихорадочный полубред и начинает тихо шептать бессвязную чушь. — Папа, не уходи… Папа, останься с нами… Можно я схожу в гости к… Мы с Кэсси хотим собаку…

Oh merda.

Я больше не могу это слышать.

Больше не могу бездейственно наблюдать, как пламя жизни медленно угасает в её теле под действием аномальной заразы, причиняя нечеловеческие мучения. Никто не должен переживать такой кошмар наяву. Никто не заслужил таких невыносимых страданий.

Особенно… наша подруга.

Моя подруга.

— Тайлер, отойди, — приказываю я, резко подскочив на ноги и стараясь игнорировать безотчётное желание зажать уши руками. Кудрявый миротворец заметно колеблется, с сомнением покосившись на доморощенного лидера — словно ждёт, что Торп меня остановит. Но он не останавливает и не произносит ни единого слова. А мне приходится надавить на Галпина. — Тайлер, забери Энид с ребёнком и уведи их в машину.

Это срабатывает — тяжело вздохнув, он смахивает с глаз невидимые слёзы и медленно принимает вертикальное положение. Пару секунд взирает на бессознательную Барклай с болезненным выражением лица, а потом наконец собирается с силами и направляется к истошно рыдающей блондинке. Когда они скрываются в Кадиллаке, наступает моя очередь соскрести воедино жалкие остатки самообладания, чтобы совершить единственно правильный в данной ситуации поступок.

Получается далеко не сразу.

В грудной клетке словно ворочается раскалённый добела кусок металла вместо сердца — становится почти физически больно. Дыхание перехватывает, лёгкие будто бы сжимаются в тугих тисках, в горле возникает мерзкий колючий комок, а в уголках глаз начинает предательски пощипывать.

Но суровый голос рационального мышления упорно твердит, что каждая секунда промедления только оттягивает неизбежное и усиливает мучения ни в чём не повинного человека. Я должна. Обязана.

Каждый шаг по дороге за оружием даётся с таким титаническим трудом, как будто я сама медленно бреду на эшафот. В голове подобно навязчивому метроному стучит одна-единственная мысль — должна, должна, должна… Стиснув зубы до боли в челюстях, я наклоняюсь за автоматом и отточенным движением перевожу флажок предохранителя в режим одиночного выстрела. Делаю несколько глубоких вдохов и выдохов как перед прыжком в ледяную воду, а потом возвращаюсь обратно к Бьянке — и останавливаюсь как вкопанная, никак не решаясь нажать на спусковой крючок.

Неосознанно оттягиваю фатальный момент, зачем-то вообразив себе песочные часы — крохотные песчинки очень медленно перетекают из одного резервуара