На стол лег мягкий кусок кожи, а рядом — бледная копия советской ориентировки на розыск танка и экипажа. Каррагон отодвинул бумагу и взял в руки податливую кожу. Накрыв кожей лицо, он посидел некоторое время, жадно вдыхая ее аромат.

— Едва различаю. Пропадает чувствительность к языку запахов. Да, раньше было достаточно беглого вдоха, чтобы прочесть длинное письмо на коже тарпана. У тебя тоже так, Гефор?

— Пока не так тяжело, я прошел трансформацию значительно позже тебя, но я неуклонно двигаюсь в этом направлении. Теряю нюх, да. Зато мой человеческий слух значительно улучшился.

— Он станет еще изощреннее, можешь не сомневаться, — ответил Каррагон. — Я слышу, например, как твоя экономка распекает повара на первом этаже, а он злится и переминается с ноги на ногу. Терпеливый!

— Фрау Болен — чудо, — засмеялся Гефор. — Она мне совсем как…

— Как бабушка? — подсказал Каррагон, посмеиваясь.

— Точно, бабушка! — Гефор обрадовался нужному слову. — Самый заботливый и добрый деспот! И всегда знает, что мне на пользу, а что во вред. Порой от этого можно сойти с ума, а иногда кажется, что нет ничего лучше. Главным образом, когда я не дома.

— О! Через полчаса подадут ужин, фрау Болен завершила инспекцию. Похоже, повар прошел испытание.

— Да, слух у тебя, Каррагон! Я только на своем этаже все слышу.

— Это пока, мой мальчик, пока. Мы постоянно что-то теряем, обретая взамен нечто другое.

— Мне не хочется говорить о потерях, мудрый Каррагон. Меня иногда охватывает такая…

— Тоска?

— Да, тоска.

— И тебе становится все труднее определить, где гарх, где человек?

— Да.

— Ничего страшного, мой мальчик. Так формируется новая личность: могучая и почти неуязвимая. Этот процесс не может быть безболезненным. Хорошо, что низкородные гархи не подозревают, зачем нам, высокородным, нужны миры, населенные именно людьми, а не скупалами или амфиптерами. Вспомни, как они встретили запрет убивать людей и употреблять в пищу их мясо. Во время монгольской экспедиции я получил послание от Арфана Великого. Твоя идея о блестящем будущем потомства трансформированных гархов и человеческих самок подтверждена. В лучах Синей звезды такие дети не погибают, в отличие от обыкновенных людей, а крепнут, и своей живучестью превосходят самих гархов. Только отсутствие надежного перекрестка сдерживает нас, только оно! Пользуясь случайными дырами в защите перекрестков, мы можем всего лишь изредка переправлять посылки, гораздо реже — перемещаться сами. Этого мало, слишком мало для вторжения. Египетский перекресток нам не взять, там войск СС больше, чем африканцев. Интересно, как они договариваются с Хранителем? Судя по всему, Гиммлер без тибетских лам не обошелся. Ведь так? А нам монгольский Хранитель не оставляет никаких надежд. Такой может в одиночку прорыть метро, и даже не запыхается. Подземный табун. Сабдык! Страж на местном диалекте! В переговоры он не вступает, просто всасывает озеро воды и промывает себе под землей дорогу. Всех в воронку — и до свидания. Так что нам остается только Амазонка. Все остальные известные ходы предназначены для перемещений по Земле, либо мы пока не все знаем. Что у Гхорна? Я чувствую его очень слабо. Мне даже кажется, что и не чувствую, а придумываю…

— Я не слышу Гхорна. Совсем не слышу, — тихо сказал Вальтер после длинной паузы. — Можем ли мы доверять своим изменчивым чувствам? Я не теряю надежды. Лодка на связь не выходит, да и не должна. Ее возвращение планом операции не предусмотрено.

— Хорошо. Вернемся к Нерингу. Из твоих материалов следует, что «Аненэрбе» следит за Нерингом. Это ведь он со своими русскими друзьями разгромил экспедицию СС в мире скуталов?

— Да, это так. Однако есть версия, что это разведка Красной армии завладела перекрестком и окопалась на «Троне Кримхильды»-2. Есть сведения, что танков там было несколько.

Седой изумленно поднял брови и саркастически ухмыльнулся:

— И об одном танке я бы знал, можешь мне поверить, Гефор! Не говоря уже о нескольких! Извини, продолжай.

— Как бы то ни было, за Нерингом следят днем и ночью, а я осуществляю личный контакт и контроль. Коллега и товарищ, дружище Вальтер, как принято говорить у нас, в СС.

— Вальтер, дружище, фрау Болен направляется сюда, чтобы сообщить нам приятную новость. — Седой датчанин подошел к окну кабинета и посмотрел на хмурое зимнее небо. Там клубились серые облака с синеватой бахромой, похожие на сизые голубиные перья. Медленный снег нехотя вальсировал в воздухе. Редкость для этих мест.

Дверь приоткрылась после вежливого стука и утвердительного хозяйского «да».

— Господин штандартенфюрер, господин Нильсен, ужин готов. Прошу проследовать в столовую, — церемонно молвила пожилая дама.

— Благодарю вас, фрау Болен. — Вальтер кивком отпустил экономку и тоже подошел к окну.

Господин Нильсен предостерегающе поднял руку, прислушиваясь.

— Все, она в столовой, проверяет приборы и изводит официанта. Так что ты хотел сказать?

— Ничего. Пора подкрепиться, отец. Идем. — Вальтер ткнулся лбом в плечо датчанина, на миг остро ощутив себя малышом-гархом, бодающим мощную пластину коричневой брони на тяжелом и несокрушимом плече грозного Каррагона.

* * *

— Вот так всегда! — Механик-водитель Суворин ненавидел ходить пешком. Либо бежать, либо ехать. Монотонная ходьба выматывала Ивана, и он от безысходности начинал ворчать. — С танком через перекресток слишком тяжело оказывается, вот и гуляйте, ребята, пешком.

Ковалев молчал. От причитаний Суворина в нем зрело раздражение, но он не давал выход чувствам. Командир есть командир. Последнее время слово «командир» принимало в глазах Ковалева кривоватый, слегка издевательский смысл. Командиром он был в составе Красной армии. И где она, эта армия? Точнее, где капитан Ковалев и его гвардейский экипаж? В той чудной и замысловатой Москве, которую показал им Ежик, шел 2006 год. Это же целую жизнь спустя… Больше шестидесяти лет с того выстрела «Фердинанда»… Капитан быстрым движением большого и указательного пальцев отжал в стороны пот с бровей.

— Привал!

— Есть привал, — бодро и распевно отозвался Марис.

— Камыши и змеи, болото, цапли и крокодилы! — Витька оперся спиной о ствол черного мертвого дерева, предварительно осмотрев его сверху донизу. Остальные притулились к стволу с оставшихся трех сторон.

— Привал и есть, — проворчал Суворин. — Привалились к деревцу, а потом айда.

— Если хочешь, можешь посидеть в этом всем. — Марис не нашел нужного слова, вернее, не стал его употреблять.

Все поглядели под ноги. Жирная желтоватая болотная жижа пузырилась, жила своей жизнью. От деревца не хотелось отходить, под ним хотя бы угадывалась твердая земля.

— Александр Степаныч, нам еще долго?