Терехин живо представил себе следующую картину под названием «Реальное свидетельство фактических событий»: следственный кабинет, Марию Дьячкову и оперативников ФСО в нем. «Ты не темни, проститутка е...я! Тут с тобой нормально разговаривают. На Лубянке с тобой потолкуют по-другому. Моли бога, чтобы тебя не опустили к ментам, обезьяна крашеная. Все, ниже некуда. Сиди и не рыпайся! Отвечай, на кого ты руку подняла?» Входит еще один офицер и едва ли не цитирует шефа охраны президента: "Шеф приказал отпустить ее. Нам не нужны дела о покушении на... — Взгляд на серый потолок. — Много ты о них слышал? То-то и оно".

И даже если «спуститься к ментам», то криминалистика говорит почти то же самое: «Из фактов совершенных преступлений недопустимо создавать какие-либо сенсации, возбуждать нездоровое любопытство, популяризировать редкие и сложные способы совершения преступлений...»

Недопустимо.

Неверно истолкованный разговор на пленке давал Терехину возможность уйти из-под удара, но буквально насмерть бил по заговорщикам. В противном случае полковник составлял им компанию. Николай установил мотив преступления в зашифрованном послании: именно Свердлину была выгодна ликвидация Дронова. Военного советника он уложил в горизонтальное положение, а директора ФСО поставил в интересную позицию. Может, об этом догадывались и остальные участники этой экстренной планерки, но доказать факт двойного удара невозможно. Поскольку Свердлин уготовил всем третий, скрытый удар. Единственная мотивация базировалась на закулисных интригах, и никто не возьмет на себя смелость предъявить генералу Службы обвинения. Если такие вопросы и решаются, то теми же закулисными методами. И что сделает начальник Службы, оказавшись на воле за фактическим отсутствием состава преступления? Для него не существует закрытых тем, и он, «съеденный и обиженный», пойдет по стопам Коржакова. Это и был третий, скрытый удар. Защищаясь, с ним начнут договариваться даже те, на кого он работал.

Так думал Николай Терехин. А мысли начальника Службы текли по другому руслу.

Он только с виду казался невозмутимым. И если его коллега из госохраны менял цвета, то генерал ощутил яростную смену теплового режима. Его бросало то в жар, то в холод. Он не верил своим ушам: старший лейтенант Цыганок, в течение восьми месяцев исполнявший обязанности личного водителя генерала, замешан в подготовке к покушению на шефа! Прямо, косвенно, случайно — уже не важно. Важно другое — он реально мог разработать план покушения на главу государства и при финансовой поддержке совершить теракт. А человек, на которого он работал последнее время, располагал достаточными материальными средствами для акции такого рода. Плюс снайпер. Это заговор, громкое дело, уже в эту минуту стучащее в голове и груди набатом. Это удар и по его креслу, и по трону, на который генерал готов был сесть в ближайшее время. Вся подготовка насмарку. Девять месяцев, как и положено, зрел плод, и вот-вот вслед за водами выскочит долгожданный, но мертвый ребенок. Свердлин останется при своих, но это равносильно проигрышу.

Цыганок был одним из немногих свидетелей встреч генерала и военного прокурора. Свердлин сделал все, чтобы разбросать очевидцев в разные стороны. И не допускал мысли о том, что был вычислен как заказчик старшим лейтенантом Службы. Но за это говорила магнитофонная запись. И даже если отталкиваться от крайности, Цыганок давал шанс окончательно убрать его с дороги.

Генералу порой не требовалось никаких указаний сверху, лишь согласование с определенными структурами. А их высшие представители собрались сейчас за одним столом. И дело далеко не в деликатности, не в избавлении спецслужб от трудоемкой работы копаться во взаимоотношениях генерала Службы и его подчиненного, какими бы ни были между ними связи, — на первый план вылезли «вопросы национальной безопасности». Генерал избавлял коллег от привычной работы из серии «Особая папка». Услуга за услугу и — полный расчет на месте. Фактически уже сейчас никто никому не должен.

— Какие еще имена фигурировали в записях, которые вы уничтожили? — спросил Свердлин, сканируя полковника Терехина.

— Больше никаких, — твердо ответил Николай. — Я... то есть мы с майором Соловьевым пришли к заключению, что это логическое решение, отталкивающееся от трупа военного советника президента. Слова были подкреплены делом: проникновение в квартиру полковника Корсакова, овладение секретным документом: тема, визит, посещение, график передвижения. 7 июля я докладывал, — короткий взгляд на директора ФСБ, — о мотивах диверсии. Что обвинения Андрея Проскурина в адрес генерала Дронова — я имею в виду дроновскую инициативу...

И тут Терехина осенило. Он заговорил быстро, чтобы не забыть внезапно родившуюся идею:

— Мы так и не вышли на заказчика. Военный прокурор — это промежуточное звено. Крапивин продолжает действовать под руководством основного заказчика. Личная инициатива — это слишком круто для рядового спецназовца.

«Глупость, — сощурился Свердлин. — Однако не лишенная оригинальности».

Корсаков появился в сопровождении адъютанта директора ФСБ. Когда капитан вышел, Свердлин приступил к его допросу:

— Какие документы скачали из твоего компьютера?

— Сценарный план визита президента в Самару.

— Только его?

— Да. Их интересовал только этот документ. Я посмотрел по времени. Поиск начался спустя полчаса после визита... одной дамы. Я написал рапорт на ваше имя, сейчас он лежит у коменданта Кремля. Я взял на себя...

Свердлин махнул рукой, перебивая полковника, который развеял все сомнения относительно осведомленности Юрия Цыганка. «Слишком круто для одного спецназовца, — повторил про себя генерал. — А установить заказчика — не менее круто для всей троицы заговорщиков». И все же Цыганок оставался свидетелем. Равно как и его леди-босс.

Вторым в этом вопросе разобрался директор ФСО. Черняков сверкнул на Терехина звериными глазами и заорал:

— Давай адрес этой проститутки, баран долбаный! Номер телефона давай! С нами поедешь. — Генерал демонстративно глянул на плечо Терехина: — Кто ты по званию, урод? Ни одного просвета!

Через полчаса полковник сидел на заднем сиденье машины с непроницаемыми стеклами, закрепленной за секретарем Совбеза России, и видел готовый к работе бронированный джип «Мерседес». Он знал, что произойдет дальше. Пока же ему сунули в руки сотовый телефон. Номер был набран («Быстро, оперативно работают спецслужбы — когда это надо, — машинально отметил он, ничем не отличающийся от своих коллег. — На опережение слухов, которые зачастую оказываются быстрее пули»), осталось нажать на зеленоватую клавишу. Оперативник, сидящий рядом, предупредил полковника, покачав головой: «Не вздумай выкинуть какую-нибудь шутку!»

— Все помнишь? — спросил он.

— Да, — ответил Терехин. Он нажал на зеленоватую кнопку мобильника. — Мария Александровна? Полковник Терехин беспокоит. Вы знаете меня, я знаю вас, у меня к вам частное дело. Нужно срочно встретиться и поговорить. Последний разговор. Да, как частное лицо. Сегодня я вас уже не «слушал», верно? Я дал уйти Виктору — пока что недалеко. Его судьба в ваших руках. Подъезжайте к 1-му Казачьему переулку, дом 2. Да, я буду в своей машине — джип «Тойота».