промышленность. А для этого нужна самая передовая наука. И каждый — я подчеркиваю — каждый инженер и ученый стране необходим. Пусть он дома тоскует по царю, пусть он рабочих скотиной считает — но пока он приносит пользу стране, мы обязаны его вылизывать! А вот всех тех, кто готов за толику малую страну продать и переметнуться к иностранным капиталистам — этих мы обязаны уничтожить. Чтобы и нам они вреда не наносили, и иностранцам пользу не приносили.

— Эк вы жестоко.

— У нас просто нет иного способа выжить, мы уже шагнули за ту грянь, за которой нас будут просто убивать при любой возможности. А времени на исправление ситуации у нас крайне мало. Думаю, нам очень повезет, если нам дадут хотя бы лет десять мирной жизни.

— А вы войну устроили…

— Нет, мы пока просто показали — мелким собачонкам, не главным нашим врагам показали — что нас задевать крайне опасно. А заодно — что уж скрывать — создали для себя еще одну продуктовую базу. Рыбосолы с Нижнего Поволжью уже там до потолка от радости прыгают: сколько же рыбы-то можно наловить и засолить! Этого, конечно, все равно мало…

— А чем ловить-то есть?

— В Хабаровске нынче каждый божий день на воду спускают по баркасу для ловли рыбы, правда машины для них на Петровской Заводе еще делают так как маловато рабочих там. Но уже обучают, скоро сами все в Хабаровске делать будут.

— Это хорошо.

— Это едва терпимо: могло быть и хуже. С паровых баркасов много рыбы не наловить, нужно железные суда строить. А ля этого железо нужно, сталь, чугун… много чего. Кстати… а давайте партия займется пропагандой среди мужиков тех же, молодых главным образом, переезда на Дальний Восток.

— Вы же сами говорили, что в Хабаровске скоро места не будет даже скамейку поставить…

— Это верно, но вот возле села Пермское… там русло Амура уже в тридцать аршин глубиной, туда и океанский корабль зайдет без труда — и мы там новый город выстроим.

— Мечты…

— И это тоже. От Хабаровска туда уже этим летом дорогу разметили, с весны строить начнут. Господин Ливеровский…

— Товарищ Ливеровский?

— Да хоть горшком… Там всего триста пятьдесят километров проложить надо, Александр Васильевич сказал, что до следующее осени дорогу он выстроит. То есть по временной схеме, потом еще пару лет нужно будет ее достраивать, улучшать, в порядок окончательный приводить — но грузы уже следующей зимой понемногу возить получится. Я это к чему: в новый город потребуется с сотню тысяч населения, желательно молодые семьи привлекать, и столько же на временные работы: дома строить, верфи, дороги…

— На дорогу опять каторжан взять хотите?

— Каторжан на лесные полосы не хватает. Ливеровский думает на чугунку китайцев набрать или, скорее, корейцев — но у него товаров пока не хватает им платить. А молодежь из деревни, под гарантии получения квартиры в новом городе и обучения рабочей профессии… займетесь?

— Хорошо. Думаю, что нужно к этому делу и комсомол привлечь.

— Вот вы и привлекайте: вы же именно идеологической работой занимаетесь, агитацией — то есть это как раз ваша работа и есть. А я уж чем попроще позанимаюсь.

— Чем, интересно?

— Мне те, кто новый завод и город проектировали, написали, сколько им стали в разных изделиях потребуется. Новой стали, старая-то вся уже господином Кржижановским на пару лет вперед расписана.

— Товарищем Кржижановским!

— Согласен. На сегодня всё обсудили? Ну пойдем тогда работу работать…

Урожай двадцать четвертого года порадовал всех. То есть порадовал правительство, рабочих в городах очень порадовал, а вот крестьяне остались им не очень довольны: из почти семидесяти миллионов собранных тонн зерна чуть меньше двадцати дали госхозы. По поводу госхозов в партии и правительстве в начале года возникли серьезные разногласия, тот же товарищ Сталин предлагал все же в первую очередь заняться организацией колхозов — ссылаясь на неудачный (если не сказать провальный) опыт в этой области Владимира Ильича. Но если у Ленина провал изначально гарантировался (мужикам дали технику бесплатно, но за работу толком не платили, к тому же и зимой, когда в полях делать было нечего, ни денег, ни пайков не предоставляли, так что кормились крестьяне сдавая части этой техники на металлолом), то в госхозах товарища Бурята все было устроено совершенно иначе. Кроме того, что работники нанимались на постоянную работу с гарантированной оплатой (понятно, что с оплатой именно за работу, а не за присутствие на этой работе) и с так же гарантированным прокормом, на «зимний стойловый период» им тоже рабочие места были подготовлены. В магазинах, организованных в строящихся для госхозов селах, было изобилие товаров (относительное, конечно, но все для жизни необходимое имелось), в каждом селе фельдшерский пункт обустраивался, даже клуб как правило имелся. То есть клуб там появлялся в течение первой же зимы — но он в договоре и оговаривался как часть оплачиваемой работы в первую зиму. Еще, что народу очень нравилось, особое внимание уделялось разведению скотины, как личной, так и «государственной», к тому же на скотину личную заранее расценки устанавливались и каждый мужик заранее знал, что он может получить за бычка, сдаваемого на мясо, за состригаемую с овцы шерсть, за яйца, которые тут же в селе и закупались у крестьян, даже за сдаваемое «в казну» молоко. И корма для домашней скотины продавались, и даже семена для приусадебных огородов. А особо радовало мужиков то, что скотину им можно было приобрести породистую и, соответственно, личный доход прилично увеличить. Ну а зерно вырастить да убрать — труд небольшой, тут в основном машины работали. То есть мужики тоже работали не покладая рук, однако страда — это дело временное…

Конечно то, что за малейшие кражи карали слишком строго, мужикам в госхозах нравилось не очень — но если и без покраж можно на хорошую жизнь заработать, то лишнее-то зачем хапать? Уж лучше трудом вложиться в собственную счастливую и сытую жизнь…

Все это Николай Павлович не сам придумал, он просто «позаимствовал» правила общения с мужиками все у того же Карлоса Лопеса. У которого пейзанин вообще ничего своего не имел — но по факту имел куда как больше, чем любой другой селянин в мире. Поскольку «бесвозмездно пользовался» имуществом этого самого Лопеса, которому официально в стране все принадлежало. Вообще всё — но товарищ просто решил не