Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выводы? Никаких. Там же ещё, в этом клубе богатых, но убогих разумом и духом, и Канада есть. С ней-то мы что не поделили? Бобров? Северный Ледовитый океан? Оленей северных, которые у них – карибу? Мы даже на их индейцев не претендуем, у нас своих чингачгуков полна Сибирь, не считая Заполярья и Дальнего Востока. Так что выработают в «Семёрке» к России общий подход, которым так японцы озабочены, или не выработают, нам какая разница? Всё равно нам от них ждать чего-то хорошего не приходится. Что до гадостей… Ну пускай поразвлекаются пока. Пускай ненавидят, лишь бы боялись.
* * *
Особенно любят люди, войдя в пожилой возраст, вспоминать времена своей молодости. Наивной, оптимистичной, иногда глупой и всегда бесшабашной. Вся жизнь впереди. Все дороги открыты. Ничто не отягощает, ничего не болит, ничто особо не заморачивает, а что заморачивает, то, по прошествии пары-тройки десятилетий, смотрится до такой степени малозначимой мелочёвкой… И, главное, живы ещё были все! В общем, как напевает себе под нос невесть откуда взявшая это четырёхлетняя внучка Катенька: «Это юность моя!» – и повторяет пару раз для пущей ясности. Вот и мы вспомним один примечательный эпизод из юности автора. Не морали какой назидательной ради, а исключительно ностальгии для. Благо внуки, съев по порции любимого ими за яркие цвета и приличный вкус мороженого «Радуга», которое, по счастью, пока ещё не успели запретить бдительные, как пограничные овчарки, и больные на всю голову идиоты обоего пола из Государственной думы, заподозрившие в нём скрытую пропаганду гомосексуализма, легли спать, так что писать никто не мешает.
Было это в Венгрии, в 1978 году, в стройотряде Технологического факультета МИСиС, который туда через все препоны и рогатки прорвался, включив в свой состав автора в числе десяти студентов, трёх студенток, а также командира и комиссара ССО из аспирантов. Всё то, что было с этим связано до того, в Москве, заслуживает отдельного рассказа. Всё то, что было по дороге и в самой Венгрии – тем более. Как и судьбы некоторых членов этой команды, с которыми автора жизнь связала накрепко и навсегда – бывает и такое. Но нас сегодня интересует всего один эпизод из этой эпической поездки – как тогда автору было абсолютно ясно, его не только первой, но и последней за границу. Не с его пятым пунктом, характером и языком было на что-то другое надеяться. И пункт этот, на котором сосредоточим мы своё внимание в этот час, когда вечерняя прохлада ласкает разгорячённые чела, переходя в ночную холодрыгу, прост и конкретен: джинсы. Точнее, настоящие джинсы, не самопал и не индийская подделка. Американские. Конкретно – «Левисы».
Про то, что создатель марки «Леви Страусс» был близким родственником Мордехая Леви, более известного всему человечеству и советскому народу как Карл Маркс, автор тогда не знал, и даже если бы ему это зачем-то сказали, постарался бы забыть от греха подальше как можно быстрее. И не за такое можно было пару лет огрести. Клевета на создателя «Капитала» в особо извращённой форме дорого обходилась. А что это была абсолютная правда, должно было обойтись ещё дороже. Это автор и тогда уже соображал. Но джинсы были в моде и в дефиците. Стоили столько, что просить на них деньги у родителей было попросту невозможно, а самому накопить нереально. Тем более что модны были не всякие парусиновые штаны с заклёпками и даже не всякие американские, а конкретных марок. «Ли», «Левисы» и «Вранглеры» цвета индиго на молнии возглавляли список (авторская транскрипция точно воспроизводит произношение тех лет). А дело, напомним, было в Венгрии – «самом весёлом бараке социалистического лагеря», как тогда шутили в узком кругу.
Джинсы должны были где-то в этой стране, а тем более в её столице, славном городе Будапеште, найтись обязательно. Тем более что они были на каждом втором из окружающих. И тут выяснилась неприятная подробность. Да, Венгрия, да, Будапешт. Но социализм и, значит, плановое хозяйство. Так что джинсовый товар в город завозили два раза в месяц, строго по графику. И последняя партия была завезена и распродана ровно за три дня до того, как пятнадцать металлургов-джинсострадальцев прибыли на землю Гёзы Гардони и «Капитана Тэнкеша», токая асу и токая самородни, гуляша и чардаша, озера Балатон и Альфёльда, «Икаруса» и Чепельского металлургического комбината. А следующая партия должна была прийти через три дня после того, как стройотряд, согласно утверждённой программе, должен был отправиться в двухнедельную поездку по стране. И если кто-то из читателей полагает, что это не был облом, так пускай перестанет. Это таки был облом. И большой.
Мечта на глазах накрывалась медным тазом. Заветы родственников и друзей явно не могли быть выполнены. Да, по всем прочим пунктам, которые команда заложила в программу поездки, она продвигалась (не забудем, что претензии к жизни у юношей и девушек, её составлявших, были более чем скромные, уровень морали высок, а развращённость по нынешним временам практически на нуле), но с джинсами дело явно не вытанцовывалось, причём по объективным причинам. Что, впрочем, мало кого успокаивало. Ну пробовали искать. Нашли – и человек пять себе купили, что-то вроде. Светло-коричневые, югославские, на молнии, и ткань вроде как неплохая, хотя и без заклёпок. Что называется, «не фирма» (произносить с ударением на последнюю гласную). Оно вроде бы и неплохо, да не то. Да, смотрятся. Но совсем не то, что душа просила и во что тело жаждало быть одето. Хоть тресни. Что называется, все ж-пой чуяли, что это не тот карамболь. В самом прямом смысле этого слова.
И тут случилось чудо. Санта-Клаус ли проснулся в августовскую жару и, оторвавшись от своих оленей, соизволил обратить снисходительный взор на землю мадьяр, по которой рыскали в поисках того, чего в данный конкретный момент времени там не было и быть не могло, дураки-дураками, полтора десятка бойцов советского стройотряда? Святой Матяш ли обратил на них внимание, когда они посетили концерт органной музыки в соборе его имени, в Буде, неподалёку от мощных стен Крепостного дворца, ажурных белоснежных башенок Рыбацкого