Она радостно улыбается и сучит ногами. Я не отвожу глаз от дороги и постоянно смотрю в зеркала. Пристегнутая Джулия сидит на заднем сиденье с Бобби на коленях. Мне жутко некомфортно, когда приходится везти детей не в специальных детских креслах. Сотрудникам экстренных служб позволено это делать. Я продолжаю повторять себе, что это необходимо. Мне нужно привезти детей в участок и покормить их. Я должна сменить этот грязный подгузник. Прежде чем сесть в машину, я связалась по рации с коллегой из участка и попросила ее купить упаковку подгузников. Сказала, что возмещу ей расходы, но она отказалась даже говорить об этом. «Возможно, я возьму у тебя деньги позже». Мы обе знали, что она этого не сделает. Я крепко держусь за руль и фокусируюсь на дороге. У меня ценный груз.

Я слышу громкие чмокающие звуки и смотрю на Джулию в зеркало заднего вида. Она сидит очень спокойно и смотрит на голову Бобби.

– Банан ему понравился, да?

Она кивает и поднимает на меня взгляд.

– Он с удовольствием его ест.

Я улыбаюсь и думаю о своих мальчиках. Они оба любят бананы. Съедали бы по три штуки в день, если бы могли. Фредди ест их так быстро, что кажется, будто он вообще не жует. Я безмерно рада, что взяла с собой банан, чтобы перекусить в обеденный перерыв. Я пыталась угостить им Лили, но та отказалась. «Покормите сначала Бобби». Я поверить не могу, насколько она взрослая. Мы подъезжаем к воротам станции полиции, и я с облегчением выдыхаю.

Мне нужно не только выполнить обязанности полицейского, но и помочь детям. Для начала – накормить их и поменять подгузник малышу.

Автозак припаркован у ворот, и это значит, что Джейкобс уже находится в изоляторе. Джулия формально арестовала его в автозаке по подозрению в употреблении спиртных напитков во время присмотра за малолетним ребенком. В данном случае сразу за двумя.

– Итак, – говорю я, глядя на Джулию. – Ты разберешься с Джейкобсом, а я – с детьми. Идет?

– Идет!

Джулия передает мне Бобби и буквально убегает в изолятор. У нее нет своих детей.

Я иду в участок, держа Бобби на бедре, а Лили – за руку.

– Сначала давай сменим твой ужасный подгузник, – говорю я Бобби, и он смеется. Я никогда не перестану удивляться, как быстро дети приходят в себя. Теперь это уже не тот голодный ребенок, которого мы нашли на улице. Офицер Саша уже готова и ждет нас. Она начинает суетиться вокруг Лили, вручая ей бумагу и маркеры, которые достает прямо из ниоткуда.

– Почему бы тебе не нарисовать для нас красивую картинку, пока Элис меняет подгузник твоему братику? – предлагает она. Лили с удовольствием садится рисовать.

Я смотрю на ковер, и Саша качает головой:

– Нет-нет, попка ребенка не окажется на этом ковре, – говорит она и берет старый светоотражающий жилет с вешалки у двери. – Он висит здесь уже целую вечность, – объясняет она, расстилая жилет на полу.

Я опускаю Бобби на жилет, и он тут же начинает извиваться и хныкать. Когда задираю майку и расстегиваю подгузник, по комнате разносится настолько ужасный запах, что меня начинает тошнить. Саша подходит ко мне и кладет рядом упаковку подгузников, влажные салфетки и крем от опрелостей. Она все продумала. У меня дыхание перехватывает при виде влажной красной сыпи на попке Бобби. Наверное, ему больно.

– Неудивительно, что ты так плакал. Бедняжка.

Когда я протираю сыпь салфеткой, он истошно кричит. От этого звука мое лицо искажается. Я бы предпочла промыть его кожу прохладной кипяченой водой и ватными дисками, но у меня есть только салфетки. Закончив протирать, я наношу крем и надеваю на ребенка чистый подгузник. Глядя на его грязную майку, жалею, что у меня нет для него чистой одежды. Он успокаивается, когда я снова беру его на руки и начинаю ходить по комнате. Лили увлечена рисованием, но, как только я упоминаю еду, поднимает голову.

– Что вы с братом любите есть?

– Жареную картошку! – кричит она, радостно поднимая руки.

– Хорошо, тогда будет картошка.

Я беру Лили за руку, и мы идем в столовую. После того как дети поели, я веду их обратно к Саше. Лили не хочет, чтобы я уходила. Я опускаюсь перед ней на колени и беру ее ручки в свои.

Сдержать обещание мне не удается.

– Милая, мне нужно решить кое-какие вопросы. Обещаю, скоро я вернусь к тебе.

– Хорошо. Я нарисую картинку только для тебя, – говорит она. Лили подбегает к столу Саши и берет синий маркер. Я направляюсь в комнату, где мы занимаемся бумажной работой. Там встречаю Джулию, заполняющую отчет.

– Что-нибудь слышно от социальных служб? – спрашиваю я с надеждой.

– Ничего, – отвечает она, не отрывая взгляда от монитора. Ее пальцы бегают по клавиатуре. – Диспетчер связался с ними более часа назад.

– Прекрасно, – заключаю я. Я тру лицо и чувствую запах крема от сыпи. – Я их потороплю.

Как только начинаю поиск пустого кабинета со свободным телефоном, звонит мой мобильный. Я слышу в трубке возбужденный голос. Это социальный работник. Она уже подошла к участку. Я мчусь к ней, чтобы перехватить до того, как она встретится с Сашей. Мне нужно поговорить с ней прежде, чем она увидит Лили и Бобби. Я веду ее в одну из свободных комнат для допросов и предлагаю присесть. Это полная женщина лет сорока со строгим лицом. Она крепко пожимает мне руку и сразу приступает к делу.

– Где дети? – спрашивает она, оглядывая комнату, словно они могут выползти из тщательно продуманного укрытия.

– Я хотела сначала поговорить с вами один на один.

Она делает глубокий вдох, и у меня возникает ощущение, что она сдерживается, чтобы не закатить глаза.

– Хорошо.

– Они не вернутся к своему отцу, да?

Она сначала открывает рот, а затем закрывает, склоняет голову набок и внимательно смотрит на меня.

– Послушайте, я знаю эту семью, – говорит она. – Я знаю, что их отец никчемен, однако до недавнего времени он не пил, и я искренне считаю, что он старается.

– Старается? – говорю я громче, чем ожидала, и она округляет глаза. Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. – Он пил все утро. Вероятно, всю ночь тоже. Он не кормил их с вечера. Он обмочился и чуть не выкатил коляску с Бобби на проезжую часть.

Старшая сестра Лили живет у бабушки и дедушки. Они совсем старые, и с двумя детьми им не справиться.