Кала сильно устала от этого любовного треугольника — не меньше, чем от творящегося вокруг ужаса. Этому и был посвящен ее новый номер.

Но раскрывать свой выбор песни она пока перед Алексеем не стала. Ей хотелось, чтобы ее молодой человек гордился ею в тот момент, когда она выйдет на сцену и сразит судей наповал.

Далматинец шла по коридору в своем полном обмундировании. Узкий латекс неприятно тер кожу в том месте на предплечье, где у нее был перевязан зашитый порез. Он заживал довольно быстро, но теперь начал ужасно чесаться — хотелось скорее дойти до своей гримерки и переодеться. Забавное совпадение — Кала лишь недавно обнаружила, что через стенку от ее гримерки находилась гримерка Феникса. Насколько очевидно было то, что рано или поздно участницы пересекутся? Или даже столкнутся нос к носу.

Коридоры здесь были не такими уж широкими, так что скрывающаяся в Фениксе артистка немного неуклюже задевала стены своими размашистыми крыльями. Кала вспомнила, как Киркоров назвал ее коллегу и соперницу «корявкой», и усмехнулась под своей маской.

— Осторожно, — попросила Феникс своим заниженным голосом. — Я тут немного сношу все на своем пути.

— Я заметила, — хмыкнула Далматинец.

Девушки застыли друг напротив друга, словно ведя безмолвный диалог. Казалось, огненная птица хочет сказать что-то ещё, в то время, как Чопра не имела ни малейшего желания с ней разговорить. Может сорваться.

Удивительно — так стоит на том, чтобы иметь возможность общаться с Джеем, а сама все ещё ревнует Алексея к его бывшей. Разумеется, если под маской, действительно, скрывается Виктория Дайнеко.

— Больше не будешь пихаться на сцене? — усмехнулась Феникс.

Кала уже и позабыла о том, как толкнула коллегу на одном из голосований не так уж давно.

— Посмотрим, — пожала плечами Далматинец.

— Зависит от чего?

Уж точно не от тебя, милая.

— Посмотрим, — ещё раз повторила Чопра и нырнула под крыло соперницы, чтобы, наконец, обойти ее.

Феникс обернулась и какое-то время смотрела Далматинцу вслед.

Бешеная какая-то. Не привитая что ли?

***

— Нет, — качал головой Тимур.

Это даже не обсуждается.

— Пойми, она может знать личность одного из убийц, — продолжала настаивать Луна.

— Или она просто врет тебе, — парировал Батрутдинов.

— Не врет.

И почему Боне в этом так уверена?

— Это не наше дело, а полиции. Оставь Васильеву наводку, и дело с концом.

— Она не станет говорить с ним. Она станет говорить только с одним человеком.

— И это я? — фыркнул Тимур. — Чего ты вообще так с ней носишься? Ты оплатила ей адвоката, по сути, именно ты добилась смягченного приговора. Зачем?

Луна не могла объяснить. Ей просто казалось… Казалось, что она понимает Леру.

— Пожалуйста. Я прошу тебя. Она же помогла нам в том году, помнишь?

— Ага. После того, как своими руками убила Мари.

— Тебя это волнует? — Боне сощурилась, сложив руки на груди. — Тоскуешь по своей Леопардихе?

— Нет! — Батрутдинов практически оскорбился.

Для них с невестой эта тема до сих пор была неприятна, хоть она и простила его тогда. Он мог подобрать хоть тысячу и один контраргумент, но… Ладно. Ему просто не хотелось ссориться с девушкой.

***

Nick Cave & Warren Ellis — No Easy Answers

Плесень. Здесь сильно пахло плесенью. И как Луна этого не заметила? Тимур, сидя в комнате для свиданий, морщил нос, силясь вытолкать этот запах из собственных ноздрей. Вся эта ситуация не нравилась ему. Не нравилось и то, что сейчас ему придется говорить с когда-то помешанной на нем убийцей.

Железные двери, издающие противный лязг из-за несмазанных петель. Общая давящая атмосфера этого учреждения. Все здесь казалось гипертрофированным, неправильным. Батрутдинов устало прикрыл веки и просидел так какое-то время, когда вскоре услышал шаги. Леру посадили напротив, но ему не хотелось смотреть на нее. Он бы так и сидел с закрытыми глазами. Но все же провел рукой по своему лицу и взглянул в глаза девушке.

— Здравствуй, — холодно поздоровался он.

Стены здесь холодные. Когда кажется, что мозги плавятся в голове — она протягивает руку и касается стены. Помогает. Дает возможность немного прийти в себя. Она сказала, что это лучше, чем тюрьма, но на самом деле не знает — лучше или нет. И в этом есть своя логика. Ведь в тюрьме ты окружен здоровыми людьми, которые на что-то надеются, выживают, ищут путь к свободе. В сумасшедшем доме все застыло. Здесь ты обречен, потому что люди здесь никогда не выйдут на волю. Никогда не станут нормальными. Они могут думать иначе, но Лера… Лера то знала, что права.

Когда Дамеренко ставила свое условие, то не особо верила в то, что его примут. Но сейчас, когда утром пришла Луна, а сейчас заявился и он, ей было сложно постичь то, что происходит в один присест. Говорят, что от таблеток мозги ссыхаются — возможно это и так.

«Фу, какой он бледный» — подумала Лера, когда вошла в комнату для свиданий и увидела Тимура. У нее все же дернулось что-то в груди при его виде. Но одновременно с этим Лера и сознавала — пропасть между ними ещё больше, чем та, что разделяла их раньше. А ещё — он ее боится. Не может не бояться.

— Привет, — Лера села напротив, даже не обращая внимание на санитаров за своей спиной. Здесь быстро ко всему привыкаешь. И к такому тоже. — Твоя Луна сказала, что вам нужна помощь. Неужели?

Дамеренко улыбается. У нее глаза сейчас такие пустые. Ресницы кажутся бесконечно тяжелыми. Хочется взять и вцепиться в это морщинистое лицо. Но, конечно, она этого не сделает. Она будет только улыбаться.

— Она всегда была добра к тебе, — отозвался Батрутдинов. — Я не знаю почему.

Конечно, с одной стороны, ему было жаль девушку. Но мужчина все равно не мог постичь ее мотивов. Мог бы он убить, выбери Луна другого?

Тимур знал, что Лере промыл мозги доктор Латеску. Психиатр же. По-другому и быть не могло. Но все же, раз в Стефана получилось это сделать, значит, Дамеренко и сама уже была… такой.

— Ты сказала, что знаешь личность одного из убийц. Скажи мне его имя.

И, помедлив, добавил:

— Пожалуйста.

Я не знаю почему.

На губах Леры появляется жестокая усмешка. Ты не знаешь. Конечно, ты же меня за человека не считаешь и никогда не считал. Ей больно от его слов. Ей, действительно, бесконечно больно от осознания, что Тимур не видел в ней человека. Никогда. Из-за этого все и случилось.

Ее тяжелые ресницы поднимаются чуть выше, она слегка запрокидывает голову, чтобы видеть