– В связи с произошедшим, – проговорил за спиной командор, и в его голосе отчетливо слышалось удовлетворение, – наше посещение четыреста первого номера откладывается. Возможно, в дальнейшем мы сможем вернуться к этому вопросу.

– Разумеется, – не оборачиваясь, проворчал Штимер, – ну, хоть Петра пока отпустите. Он же все равно никуда не денется.

– Вы, наверное, меня не слышали. Повторяю! В ходе первых двух этапов расследования я пришел к обоснованному выводу, что пассажир Петр Пух является подозреваемым в убийстве. Именно он – единственный, кто мог нанести тот удар или толчок, который и привел к непоправимым последствиям. Ваша версия о том, что не он лично устанавливал лазеры в гардеробной, возможно, заслуживает внимания, однако не меняет картины преступления в целом. Петр Пух в настоящее время помещен в модуль Полной изоляции. Покинуть его он сможет, если будет признан невиновным, в противном случае вы получите возможность забрать тело, после приведения приговора в исполнение.

– Не понял! О каком это теле речь?! – заорал есаул, мгновенно забывая обо всем остальном.

– Я имею в виду тело казненного преступника, – невозмутимо пояснил командор, – корабельный закон ясен и тверд, как подобает истинному закону. Пассажир, виновный в убийстве другого пассажира, должен быть казнен. Подозреваемого помещают в модуль Полной изоляции, и сам факт его освобождения из модуля является официальным и окончательным признанием его невиновности. Таким образом, ни о каком временном освобождении не может идти речь.

– Вы это серьезно? – есаул, нехорошо улыбаясь, развернулся и быстрым шагом направился к командору.

– Абсолютно серьезно, однако… – командор попятился. – Однако категорически не рекомендую вам пытаться…

– О чем вы? – лицемерно удивился есаул, стремительно приближаясь…

Вторая волна накрыла сразу, мгновенно и глухо. Не было ни нарастающей внутренней дрожи, ни пульсирующего шума в ушах, просто в одну секунду мир из бледно-голубого превратился в черно-фиолетовый. Звуки пропали, и весь воздух вокруг превратился в воду – стоячую и горькую.

– Вы вовремя остановились, – откуда-то издалека донесся пронзительный командорский тенор, – насилие в любом случае неприемлемо, а по отношению к персоналу корабля это – прямое преступление.

Штимер с трудом различал командорский силуэт – тонкий рисунок из чуть более светлых линий в окружающем чернильном пространстве. И все это пространство, потеряв устойчивость, потекло, постепенно разгоняясь, куда-то вбок…

Есаул судорожно вдохнул, и фиолетовая чернота вместе со странным видением рассеялась, мертвая вода обратилась в обычный хороший воздух. Он вновь ясно различал предметы вокруг. Теперь, правда, в васильковых оттенках. Заново поселившийся в голове мотылек радостно трепетал крылышками, но есаул готов был потерпеть. По сравнению с фиолетовой тьмой – это была сущая ерунда.

Дверь в гардеробную распахнулась, и оттуда гурьбой повалили ассистенты. Вслед за ними с поджатыми губами вышла Стайн.

– Если вы закончили свое совещание, – она демонстративно обращалась только к командору, – может быть, теперь можно покинуть помещение?

– Безусловно! – командор был сама предупредительность. – У меня нет к вам никаких вопросов или тем более претензий. Более того, я искренне рад, что вы прислушались к моему совету и собираетесь, наконец, покинуть эти в настоящий момент не столь гостеприимные апартаменты. Возможно, вы как свидетель захотите присутствовать при оглашении приговора? Я вас, конечно, извещу, но это будет чуть позже. Пока у меня остались вопросы только к господину Штимеру, причем вопросы чисто процессуального характера. А сейчас, во избежание любых недоразумений, мой ассистент готов проводить…

Есаул, рассеянно слушая командорскую трескотню, напряженно вспоминал виденную только что картину. Его не оставляло ощущение свершившейся катастрофы. Что-то подобное он испытал давным-давно, когда привычно серый, неподвижно унылый небосклон над секретным бункером Генерального штаба взорвался кварковой бомбой, и вынырнувшие словно из ниоткуда илийские крейсера стали безнаказанно выжигать застигнутые врасплох зенитные батареи.

Резко повернувшись, есаул вытащил из кобуры пистолет и зашагал в сторону зеркальной арки, за которой повис тот самый мост меж двух водопадов, проще говоря, к выходу из каюты. Потрясающий вид гигантских водопадов, не вызвал в нем даже раздражения. Он бы и на крики командора не стал реагировать, но за спиной послышалось только негромкое восклицание. Мельком глянув на зеркальную поверхность арки, он увидел, что командор стоит, уставившись в собственный браслет с выражением полной растерянности на лице.

Двери лифтовой капсулы распахнулись, открывая выход на Четвертый уровень. По сравнению с ночным сиянием Третьего здесь все выглядело тускло, но есаулу было не до красот. Он шел в четыреста первый номер, шел без подготовки и прикрытия за спиной, потому что уже не было времени ни на то, ни на другое. Мотылек колотил шелковыми крылышками, но теперь не в голове, а снаружи, деликатно похлопывая и щекоча кожу на лбу. Васильковый муар чуть переливался на границах зрения, а если закрыть глаза, то совсем исчезал, вместе с мотыльком. Штимер и не думал убирать пистолет в кобуру. В дивизионе чуть ли не все считали его отчаянным везунчиком, но выручало его не столько везение, хотя, конечно, грех жаловаться, сколько острое чутье на опасность. И если оно тихо шептало предупреждение, есаул становился осторожней пугливой барышни, угодившей на Праздник Любви в незнакомом городе. Сейчас оно просто орало благим матом, но есаул твердо знал одно: он должен остановить то, из-за чего возник и поплыл куда-то на сторону фиолетовый мрак, потому что это конец всему. Возможно, что он опоздал, и на самом деле поздно что-то пытаться, но другого шанса уже точно не будет.

Есаул помотал головой, отгоняя ненужные мысли. До него вдруг дошло, что Четвертый уровень выглядит как-то чересчур скучно. Безлюдный коридор с отключенными генераторами иллюзий освещался редкими дежурными светильниками, как внутренний отсек какого-нибудь сухогруза. У Штимера на миг возникло ощущение, что весь лайнер эвакуирован, и он остался здесь в полном одиночестве среди дорабатывающих свой ресурс механизмов.

Мотылек порхал, и муар все сильнее переливался в уголках глаз, значит, враг был где-то рядом. Штимер на ходу прицелился в дальнюю стенку и тронул курок. На цели вспыхнули два красных маркера. Он подавил искушение нажать курок до конца, чтоб выстрел мгновенно прорезал стену от маркера до маркера… или не прорезал, а так, только поцарапал. «К сожалению, здесь нет стрельбища», – вспомнились ему слова Лиса. «А жаль, посмотрел бы хоть, на что рассчитывать. Сектор удара – градусов десять, судя по маркерам. Дальность – он говорил – восемь метров. Оставим как есть, а вот одиночный выстрел не годится», – Штимер щелкнул переводчиком огня и скосил глаз на дисплей.