Озадаченный Саймон остановил своего мерина возле кобылы, привязал поводья обоих к ближайшему дереву и направился к Порции.

Он был серьезно обеспокоен. Так резко бросить в сторону лошадь, отпустить поводья… это было совсем не похоже на Порцию.

Приблизившись, он замедлил шаг. Затем остановился в нескольких футах.

— Что случилось?

Не взглянув на него, Порция лишь покачала головой:

— Ничего. Просто… — Не договорив, она беспомощно махнула рукой, в глазах ее появились слезы.

Саймон подошел к ней поближе, притянул к себе, несмотря на некоторое сопротивление с ее стороны, и заключил ее в объятия.

И продолжал держать ее, когда она разрыдалась.

— Как это ужасно! Они оба мертвы! Их больше нет! А ведь он такой молодой! Моложе, чем я!

Саймон ничего не сказал, лишь прикоснулся губами к ее волосам и прижался к ней щекой. Пусть все то, что он испытывал к ней, пробудится и окружит их словно щитом. Пусть оно успокоит ее.

Ее рука крепко вцепилась в полу его сюртука, а затем медленно разжалась. Рыдания постепенно стихали.

— Я намочила тебе весь сюртук.

— Не переживай изза этого.

Порция шмыгнула носом.

— У тебя есть носовой платок?

Он выпустил Порцию из объятий, нашел платок и передал его ей.

Она промокнула сюртук, затем глаза и высморкала нос. Сунув смятый платок в свой карман, она подняла на него глаза. Ее ресницы все еще были влажными, синие глаза поблескивали. А выражение в них было такое… Саймон нагнулся и поцеловал ее, вначале легко и нежно, а затем стал целовать жарко и неистово.

До тех пор, пока она снова не лишилась способности думать.

Думать о том, что рыдать в его объятиях было даже большей интимностью, чем лежать рядом с ним обнаженной.

Но он не хотел, чтобы она фиксировала внимание на этом. Или на том, что он мог вполне торжествовать по поводу того, что она позволяет ему видеть свою незащищенность. Видеть то, что она обычно тщательно скрывала. Видеть, какая она на самом деле, без защитных щитов — женщина с добрейшим и отзывчивым сердцем.

С сердцем, которое ему было так по душе.

И дороже которого не было ничего на свете.

Пришел вечер, а с ним — состояние напряженности и выжидания. Как Стоукс и предвидел, ему не удалось разузнать чтолибо стоящее.

В доме не слышалось смеха, не было видно улыбок, способных поднять настроение. Никто не музицировал. Дамы негромко, приглушенно беседовали, говорили о несущественных, не связанных с нынешними событиями вещах.

Когда Саймон вместе с лордом Недерфилдом и лордом Глоссапом присоединились к дамам, Саймон увидел Порцию и вывел ее на террасу. Вывел из тяжелой, гнетущей атмосферы на воздух, где дышать было чуть легче и где они могли свободно поговорить.

Впрочем, нельзя сказать, что на террасе было спокойнее. Воздух прогрелся и оставался неподвижным, словно перед грозой.

Отпустив руку Саймона, Порция подошла к перилам и, опершись на них, посмотрела на газон.

— Зачем было убивать Денниса?

Саймон оставался на прежнем месте.

— Вероятно, по той же самой причине, по какой пытались совершить покушение на тебя.

— Но если Деннис чтото знал, почему же он ничего не сказал? Ведь Стоукс допрашивал его, разве не так?

— Да. Но возможно, он чтото и сказал, только не тому человеку.

Порция повернулась к Саймону и нахмурилась:

— Что ты имеешь в виду?

Саймон поморщился:

— Когда Стоукс ходил к цыганам, одна женщина сказала, что Деннис о чемто все время думает. Остается неизвестным, о чем именно он думал, но женщина предположила, что, возможно, он раздумывал о том, что видел, когда возвращался из дома, после того как узнал о смерти Китти.

Порция снова отвернулась и стала смотреть на густеющие тени от кустов.

— Я тоже много думала об этом. Но так ничего и не вспомнила…

Саймон постоял, ожидая продолжения. Не дождавшись, отступил назад, сунул руки в карманы и оперся плечами о стену. И стал наблюдать за тем, как ночная мгла медленно обволакивает деревья и кусты, подступая к ним все ближе.

Он смотрел на Порцию, и у него крепло желание както оградить ее, упрятать в башню и уберечь от всех возможных неприятностей. Чувство это было ему знакомо и прежде, но сейчас оно было неизмеримо острее.

Повеял ветерок, принеся с собой запах дождя. Кажется, Порция была довольна, равно как и он, что стоит на террасе и наблюдает за тем, как ночь вступает в свои права.

В то утро он послушно следовал за ней в двадцати ярдах, гадая, о чем она собирается думать. Ему хотелось обладать способностью не дать ей вообще думать о них.

Когда она думала… это беспокоило и тревожило его. Саймон боялся, что, слишком много размышляя об их отношениях, она убедит себя, что они для нее опасны.

Порция всегда была для него той единственной женщиной, которая, не прилагая со своей стороны никаких усилий, так действовала на его сознание, его чувства — просто самим фактом своего существования. Он всегда знал, что любит ее, но, понимая ее отношение к мужчинам, в особенности к таким мужчинам, как он, скрывал правду, отказывался в ней признаться. Сейчас он больше не мог это скрывать. Последние дни сдернули все завесы и покровы, все тщательно изготовленные щиты. И Саймон остался один на один с тем, что чувствовал. По крайней мере для него все теперь ясно.

Она пока что этого не видит, но увидит непременно.

И что она тогда сделает, что решит?..

Саймон смотрел на Порцию, чувствуя необоримое желание схватить ее сейчас и послать к черту все выдумки о том, что он дает ей возможность прийти к решению самостоятельно. Однако он понимал, что первый же его шаг в этом направлении будет для нее чемто вроде пощечины.

Порция перестанет ему доверять, уйдет в себя.

И он потеряет ее.

Поднявшийся ветерок растрепал ее волосы. Он был свежим, довольно Прохладным; чувствовалось, что дождь не за горами.

Саймон оттолкнулся от стены, шагнул к Порции.

И услышал скрежет вверху. Он поднял голову.

Увидел тень, отделившуюся от крыши, и бросился на Порцию, рванул ее к себе, и они оба оказались на полу террасы. Падая, Саймон успел прикрыть ее и смягчить удар.

Огромная ваза упала с крыши в точности на то место, где мгновение назад стояла Порция. И с грохотом разбилась.

Один отлетевший осколок больно ударил Саймона по руке, которой он защищал Порцию.

А затем воцарилась абсолютная тишина.

Саймон посмотрел вверх и, понимая, что опасность еще не миновала, заставил Порцию быстро встать на ноги.