– Скажи же, любимая, а ты можешь забыть обо мне?

Флер нервно сглотнула. Поверит ли Рид ее лжи? Она сомневалась. Значит, придется сказать ему правду.

– Я никогда тебя не забуду, Рид.

– И хорошо, потому что забывать меня нет никакой необходимости. Неужели ты не рассматривала вероятности, что у твоего мужа некачественное семя? Иногда в неспособности дать жизнь наследнику виноват мужчина. Именно на это я и рассчитываю, Флер. А если я ошибаюсь – что ж, мы усыновим ребенка. И, кстати, мы будем не первыми, кто это сделал.

Но ему все еще не удавалось убедить Флер.

– И твоя бабушка согласилась на такие условия?

– Моя бабушка меня любит. Она не будет настаивать на том, чтобы я женился на нелюбимой женщине.

Флер замерла, и глаза ее наполнились слезами. Рид любит ее! Разве она может отказаться выйти замуж за человека, которого она любит всей душой, всем сердцем? Человека, который любит ее? И все же она колебалась. Возможно ли, что в ее неспособности зачать ребенка виноват именно Пьер? Эта мысль была такой неожиданной, что у нее перехватило дух: если пара оказывалась бесплодной, всегда считалось, что виновата женщина. Ни один мужчина в мире не согласился бы признать виновным в этом себя.

Слова Рида давали ей надежду, но, увы, небольшую. Они ведь с Ридом были близки не один раз, но она все еще не забеременела. Что же заставляет его верить, что она не бесплодна?

– Рид, я думаю…

Он прижал палец к ее губам:

– Ш-ш-ш. В этом-то вся проблема: ты слишком много думаешь. Ты меня любишь, Флер?

Флер закрыла глаза и вспомнила о том, какой одинокой и покинутой она себя чувствовала несколько последних дней, проведенных без Рида. Он стал частью ее жизни, частью ее самой. Ее любовь к Пьеру меркла по сравнению с тем, что она ощущала к Риду.

Когда она открыла глаза, то увидела, что Рид пристально смотрит на нее.

– Я правда люблю тебя, Рид. Отречься от моих чувств значило бы отречься от собственного сердца.

Рид издал вопль радости.

– Мы поженимся, как только закончим расследование и найдем предателя. Ты успокаиваешь мою душу и даришь мне покой.

После столь трогательного признания Рида Флер так переполнили чувства, что она потеряла дар речи. Она просто смотрела на него, и ее взор туманился от слез. Даже Пьер не любил ее так глубоко, как Рид. И когда она заглянула в его глаза, то не увидела там теней – в них было только счастье и… да-да! – любовь. Она порывисто обняла его за шею и прижалась губами к его губам.

Рид мгновенно среагировал: приоткрыл рот и сделал поцелуй чрезвычайно волнующим. Она вцепилась в его плечи, погружаясь в это чувство, и щеки ее залил румянец страстного желания еще глубже опуститься в пропасть наслаждения.

– Сомневаюсь, что смогу контролировать себя, – прошептал Рид, на секунду оторвавшись от ее губ.

– Не контролируй, – выдохнула Флер.

– Не хочу брать тебя здесь. Ты заслуживаешь лучшего. Я хочу тебя раздеть, медленно, потом положить на мягкую постель и ласкать, пока ты не начнешь с ума сходить от желания.

Ее голос превратился в хриплый шепот.

– Я тоже этого хочу.

– Значит, договорились, – заключил довольный Рид, подхватил ее на руки и понес из кабинета.

– Рид! Постой! Ты не можешь вот так взять и отнести меня в спальню средь бела дня. Что обо мне подумают слуги?

– Ты знаешь, мне плевать.

Он распахнул дверь и налетел на Апдайка, который, вне всякого сомнения, все это время стоял у двери на страже. Дворецкий мрачно уставился на Флер и спросил:

– Вам нужна моя помощь, миледи?

Не зная, куда деваться от смущения, Флер спрятала лицо на груди Рида и пробормотала:

– Нет, спасибо.

– Твоя хозяйка хочет сказать, что обед на двоих следует подать в спальню леди Фонтен к восьми часам. А до тех пор мы не желаем, чтобы нас беспокоили. Ах да, и скажи кучеру, что домой я доберусь сам.

Но Апдайк по-прежнему преграждал ему дорогу и не собирался отступать.

– Могу ли я поздравить вас, милорд?

Рид рассмеялся.

– Конечно можешь. Мы с леди Фонтен теперь помолвлены.

Улыбаясь до ушей, Апдайк сказал:

– В таком случае примите мои поздравления, миледи. Могу ли я обрадовать Лизетт?

И снова ответил Рид:

– Разумеется; расскажи всем, кому хочешь. А теперь не отойдешь ли в сторону?

Не отойди он, Рид просто сбил бы его с ног.

– Через минуту уже вся прислуга узнает эту новость, – отругала его Флер. – Неужели нужно было вот так все вываливать?

– Неужели ты считаешь, что они ни о чем не догадываются? Я недавно выяснил, что слугам известно все, что известно их хозяевам, – он подошел к двери в ее спальню и распахнул ее. – Забудь о них. Сегодняшний вечер – только наш.

Он поставил ее на ноги и закрыл за собой дверь, затем отыскал вязанку хвороста и бросил несколько прутьев в камин. Огонь разгорелся, и он зажег от него свечу. Когда же Рид наконец обернулся к Флер, в его глазах плескалось расплавленное серебро. Он наклонился и легонько укусил ее за ушко, потом поводил носом по нежной коже у края волос, наслаждаясь легким ароматом роз, исходившим от ее тела. От этого запаха у него задрожали колени, а от желания закружилась голова. Она обняла его и привлекла к себе, соединяя их тела в одно целое. Рид испугался, что взорвется раньше времени, и стал быстро раздевать ее. Он аккуратно расстегнул крошечные пуговки на лифе платья. Когда с последней пуговкой было покончено, лиф раскрылся. Тогда Рид поднял ее руки и стянул рукава платья. Глаза его потемнели от желания, когда он понял, что на ней нет корсета.

– Без корсета? – прошептал он. – Похоже, мне повезло.

– Я считала, что в такой дождливый день никто не приедет, и оделась поудобнее.

– Благодарю Бога за умных женщин. – Он снял с нее платье, а затем и нижнюю сорочку, открывая ее тело своему жадному взору. – Твоя красота не перестает потрясать меня, – благоговейно произнес он.

– Я вовсе не такая уж красавица, Рид. В свете мою внешность назвали бы обычной. А вот леди Вайолет по меркам общества очаровательна.

Он окинул ее пристальным взглядом: высокие полные груди манили его руки и губы, под тонкой талией изысканно изгибались бедра. Его взгляд замер на полуночном клубке вьющихся волос в нижней части живота, а потом опустился на ее стройные ноги и дошел до тонких лодыжек.

– Ты не просто прекрасна, ты – само совершенство. Ты недооцениваешь свою притягательность.

– Ты слишком много болтаешь, – заявила Флер и принялась развязывать сложный узел его отсыревшего шарфа. Затем она сняла с него мокрые сюртук и рубашку и бросила их на кучу одежды на полу.