Она приняла бумажку как-то нерешительно.

- Что ж... я, конечно, попробую, доктор. Я все, что угодно, готова испробовать.

Она добросовестно расплатилась с ним, постояла, словно все еще мучимая сомнением, потом вышла. И Эндрью немедленно забыл о ней.

Десять дней спустя она пришла снова, на этот раз с парадного хода, и вошла в кабинет с таким выражением плохо скрытого восторга, что Эндрью едва удержался от улыбки.

- Хотите посмотреть мои руки, доктор?

- Да. - Теперь он-таки улыбнулся. - Надеюсь, вы не жалеете, что соблюдали диету?

- Жалею! - Она протянула к нему руки в страстном порыве благодарности. - Взгляните! Я совсем вылечилась. Ни единого пятнышка. Вы не знаете, как это для меня важно... я и выразить вам этого не могу... Какой вы ученый!

- Полноте, полноте, - возразил Эндрью легким тоном. - Человеку моей профессии полагается знать эти вещи. Идите "себе домой и не беспокойтесь больше. Только не ешьте той пищи, которую я вам запретил, и никогда у вас на руках больше не будет сыпи.

Она поднялась.

- А теперь позвольте вам уплатить, доктор.

- Вы мне уже уплатили, - возразил он, испытывая легкое эстетическое удовольствие от созерцания собственного благородства. Он очень охотно принял бы от нее еще три с половиной или даже семь шиллингов, по искушение завершить это торжество своего искусства красивым жестом было непобедимо.

- Но, доктор... - Она неохотно позволила ему проводить себя до дверей, здесь остановилась и сказала на прощанье, все с той же серьезностью: - Может быть, я смогу чем-нибудь другим отблагодарить вас.

Эндрью поглядел в поднятое к нему лунообразное лицо, и у него на миг мелькнула непристойная мысль. Но он только кивнул головой, закрыл за женщиной дверь и опять забыл о ней. Он был утомлен, уже отчасти сожалел, что отказался от денег, и во всяком случае меньше всего склонен был предполагать, что какая-то продавщица может быть ему полезна. Но он не знал мисс Крэмб. Кроме того, он совершенно упустил из виду одну возможность, о которой говорит Эзоп, а ему, как плохому философу, следовало бы это помнить.

"Молодежь" у Лорье называла Марту Крэмб "Хавбек"[*]. Грубоватая, некрасивая, неженственная до того, что казалась каким-то бесполым существом, она как будто совсем не подходила для роли старшей продавщицы этого единственного в своем роде магазина, бойко торговавшего нарядными платьями, роскошным бельем и мехами настолько дорогими, что цены их исчислялись сотнями фунтов. Но Марта была замечательной продавщицей, чрезвычайно уважаемой покупателями. Фирма Лорье, гордая своей славой, ввела у себя в магазине особую систему: каждая "старшая" создавала себе свой собственный круг "клиенток", небольшую группу постоянных заказчиц, которых она одна обслуживала, изучив их вкусы, "одевала", "откладывала" для них часть поступающих новых моделей. Между "старшей" и ее клиентками создавалась уже некоторая близость, часто на протяжении многих лет, и для этой роли Марта со своей честностью и серьезностью подходила как нельзя лучше.

Она была дочерью нотариуса в Кеттеринге. Многие служившие у Лорье барышни были дочерьми людей интеллигентных профессий из провинции или лондонских предместий. Считалось честью быть принятой на службу в магазин Лорье, носить форму этого предприятия - темнозеленое платье. Потогонная система и скверные бытовые условия, в которые поставлены иногда продавщицы других магазинов, совершенно отсутствовали у Лорье, где девушек прекрасно кормили, предоставляли удобное помещение и следили за их поведением. Мистер Уинч, единственный мужчина в магазине, особенно следил за тем, чтобы девушек никуда одних не отпускали. Он весьма уважал Марту и часто имел с ней продолжительные совещания. Это был розовый, женоподобный старичок, сорок лет прослуживший в магазинах дамского платья. Его большой палец стал совсем плоским от постоянного щупания материй, спина была всегда согнута в почтительном поклоне. При всей своей женоподобности, мистер Уинч для всякого посетителя представлял собой единственную пару брюк в безбрежном и пенистом море женственности. Он не одобрял тех мужей, которые приходили сюда с женами смотреть манекены. Он знал в лицо членов королевской фамилии. Он представлял собой почти такую же крупную величину, как самый магазин Лорье.

Исцеление мисс Крэмб вызвало тихую сенсацию среди персонала Лорье. И непосредственным результатом было то, что просто из любопытства несколько младших продавщиц явилось к Эндрью с незначительными жалобами. Они, хихикая, поясняли одна другой, что им хотелось посмотреть, "каков из себя этот доктор нашей Хавбек". Но постепенно все больше и больше служащих Лорье стало приходить в приемную на Чесборо-террас. Все девушки были застрахованы. По закону они обязаны были лечиться у страхового врача, но, с отличавшим всю фирму Лорье высокомерием, они не подчинялись этому правилу. К концу мая нередко можно было увидеть в приемной Эндрью с полдюжины "барышень" от Лорье - молодых, с накрашенными губами, в высшей степени элегантных, копирующих своих заказчиц. Доходы Эндрью значительно повысились. Кристин говорила смеясь:

- Что ты делаешь с этим хором красоток, мой друг? Уж не ошиблись ли они дверью и не приняли ли твою приемную за театр?

Но пылкая признательность мисс Крэмб (о, восторг исцеления!) только еще начинала проявляться. До тех пор полуофициально врачом фирмы Лорье считался доктор Мак-Лин, солидный, пожилой. Его вызывали во всех экстренных случаях - например, когда мисс Твиг из костюмного отдела сильно обожглась горячим утюгом.

Но доктор Мак-Лин собирался уйти на покой, а его компаньон, которому он передавал практику, доктор Бентон, не был ни пожилым, ни солидным. Надо сказать, что не раз склонность доктора Бентона шнырять глазами по ножкам и слишком нежная заботливость его по отношению к хорошеньким младшим продавщицам заставляла мистера Уинча хмуриться и багроветь. Мисс Крэмб и мистер Уинч обсудили этот вопрос на одном из своих маленьких совещаний, и мистер Уинч, заложив руки за спину, важно кивал головой, когда мисс Крэмб напирала на то, что Бентон для них человек неподходящий и что на Чесборо-террас имеется другой врач, строгий и скромный, который достигает блестящих результатов, не принося жертв Таис. Пока ничего еще не было решено, мистер Уинч спешить не любил, но когда он поплыл к дверям, чтобы встретить герцогиню, в глазах его был знаменательный блеск.

На первой неделе июня Эндрью, которому уже давно было стыдно за свое прежнее пренебрежение к услугам мисс Крэмб, был потрясен новой неожиданной услугой с ее стороны.

Он получил письмо, написанное языком изысканным и вместе деловым (как он потом убедился, обыкновенный бесцеремонный вызов по телефону был совсем не в духе автора этого письма), с просьбой прийти во вторник, то есть на следующее утро, если возможно, к одиннадцати часам, на Парк-гарденс, № 9, к мисс Винифред Эверет.