«Нам не трудно было, – продолжал старец Тума, – отмстить обиду свою убиением оскорбивших нас россиян, но мы не хотим расторгнуть дружеской связи с Россиею и желали лучше терпеть и ожидать твоего правосудия, о коем столь много нам рассказывали». Губернатор, по точном исследовании дела, нашел жалобы чукчей основательными и сделал им совершенное удовлетворение. Тогда пришел Чечро-Тума с подчиненными ему старшинами опять к губернатору и, по изъявлении глубочайшей благодарности, просил его принять несколько дорогих мехов в подарок.

Губернатор выслушал их с великим удовольствием, но подарков не принял, кроме безделицы, которую он, наконец, взял, чтобы не огорчить достойного Туму. Он одарил, напротив того, сам чукчей горячим вином, холстиною, сукном и другими вещами, которые частью привез для того с собою, а частью купил на месте. Такой поступок, свойственный Кошелеву, удивил чукчей несказанно. «Каждый россиянин, – сказал достойный Тума, исполненный удивлением, – наипаче же имеющий хотя малое начальство, думает быть в праве требовать от нас подарками и при малейшем в том сопротивлении нас обижает и нередко даже грабит, но ты – верховный повелитель во всей обширной сей стране, не только не приемлешь из приносимого тебе с желанием от всего сердца благодарными чукчами ни малейшего дара, но и одаряешь их еще драгоценнейшими вещами.

Мы этого никогда не видали, никогда даже и не слыхивали». Потом вынул Тума из ножен кинжал с концом преломленным: «Смотри, великий генерал, – продолжал он, – вот сей самый кинжал обещался я покойному дяде (которому следовал Тума преемником в верховной власти над чукчами) не изощрять никогда против россиян. Здесь торжественно повторяю мое обещание и говорю, что конец кинжала сего не будет во всю жизнь Тумы изощрен против твоих соотечественников. Объяви о сем своему императору».

Губернатор во время пребывания своего в Каменном пригласил однажды Чечро-Туму к своему обеду. Тума отговаривался сначала от сего приглашения и отвечал, что сия честь для него слишком велика. «Генерал, – сказал он, – есть человек знатный, как могу я обедать с ним вместе, а особливо будучи нехристианином? Его единоверцы-соотечественники презирают того, кто не носит креста как знака христианина». Генерал отвечал на то, что рад будет сердечно обедать за одним столом с верховною главою храброго народа чукчей.

При прощании с губернатором все чукчи просили его усердно посетить их еще будущею зимою, но когда он представил им невозможность исполнить их просьбу, тогда начали они просить его прислать к ним вместо себя своего брата, который, говорили они, должен быть верно такой же, как ты, добрый. не обманывались в том нимало. Сей любви достойный офицер, бывший с нами в Японии, как уже мпрежде упомянуто, одарен всеми теми качествами, которые к брату его привлекали всеобщую любовь в сей обширной области, им управляемой[109].

Благосклонный губернатор провел с нами то короткое время, которое мы еще оставались на якоре. Он на другой день поутру, по прибытии своем, приехал к нам на корабль и оставался у нас до после обеда следующего дня. Потом поехали мы с ним на берег на небольшое пиршество, им приготовленное по обычаю камчадалов. Все офицеры, кроме тех, которые не могли отлучиться, участвовали в оном, быв привлечены не самым балом, но желанием провести последние минуты с почтенным губернатором и его братом. Я позволил при сем также и третьей части служителей быть зрителями сего камчатского празднества. В час пополуночи возвратились мы на корабль. Ветер в то самое время сделался северный. Мы подняли гребные суда, снялись с якоря и в четыре часа утра 5 июля находились уже вне залива.

Неблагоприятствовавшая погода не позволяла нам прежде определить с точностью положение надводных камней, названных Каменными ловушками, открытых нами в последнее плавание у островов Курильских, а потому и желал я произвести то при настоящем случае. Итак, мы взяли курс, чтобы прорезать сию гряду в широте 48°30'. До параллели Курильских островов держались по возможности к камчатскому берегу ближе, дабы дополнить начатую нами карту сей части камчатского берега. Я думаю, что карта сия от мыса Лопатки до Шяпунского носа найдена будет верною, исключая, может быть, одну малую часть берега у мыса Лопатки, которую, по причине наступившего вдруг тумана, видели мы только несколько минут.

Во время плавания нашего мимо мыса Лопатки и первых островов Курильских действовало столь сильное течение в направлении SO 60°, что корабль увлекаем был оным в час около ½ мили. Каждый раз примечали мы в параллели сей течение от N. действовавшее то сильнее, то слабее, смотря по отдалению от берега, почему и надобно искать причины того в направлении узкого пролива, разделяющего острова Поромушир и Сумшу.

По четырехдневном тумане, рассевавшемся обыкновенно на несколько часов около полудня, увидели мы 9 июля в 9 часов пополуночи южный Пик на острове Оннекотане и пик на Харамокатане: первый на NW 26°, а второй на NW30°, в расстоянии около 70 миль. В сие время простирался от NW до SW над горизонтом столь густой туман, что можно бы почесть его за берег, если бы мы не были уверены, что в сем направлении никакой земли видеть не можем, столь обманчив был вид его. В полдень находились мы по наблюдениям в широте 48°10' и долготе 204°34'30''. Через сии наблюдения узнали мы, что скорость течения к SW½S в последние 24 часа была в час по одной миле. Сие сильное течение сделало тщетным мое намерение найти подводные камни, которые долженствовали лежать тогда около 20 миль севернее. Скоро пополудни увидели мы пик Сарычева на SW 85°: в 3 часа лежал он от нас прямо на W, почему широта его удобно была нами определена и оказалась 48°5'30'': в предыдущее же плавание наше найдена была она 48°6'30'', следовательно, средняя есть 48°6'00'', которую можно принять за истинную. Долгота сего пика есть 206°47'30''W.