– Которые там прячутся.

– Где «там»? Нет там никого.

И тут случилось неожиданное: мальчишка метнулся в сторону, чтобы юркнуть под лежащую кверху дном лодку, а справа к ним ринулось несколько стремительных темных тел. Чужинов взвыл внутри себя: мальчишка не врал, не выдумывал – он видел то, что не мог рассмотреть с высоты своего роста сам Глеб. Ведь для этого ему необходимо было пригнуться.

– Справа! – заорал он, вскидывая автомат.

Открыл беглый огонь Чужинов, его поддержали Прокоп и Гуров, а Варнаков в это время, почти по пояс в воде, по-одному усаживал детей в ялик.

Видя, что с тварями покончено, Глеб одним движением перевернул лодку, подхватил Костю и помчался с ним к ялику, где его уже дожидались все остальные.

– Глеб! – Голос Прокопа был полон отчаяния, на его имени он даже сорвался.

Откуда-то из-за микроавтобуса вынырнули еще несколько тварей, спешащих к Чужинову наперерез.

«Успею! – лихорадочно думал Глеб. – Не добегая, брошу мальчишку в воду, его подберут. Если прыгну с ним сам, верная смерть нам обоим».

И он уже готовился к тому, чтобы перехватить Костю поудобнее, когда на причал выпрыгнул Варнаков. Леха начал стрелять сразу, первым же выстрелом сбив с ног несущуюся впереди всех тварь. Глеб передал, едва не кинул мальчишку в руки сидящим в ялике и бросился к нему на помощь. Поздно, тот успел расстрелять все патроны, и теперь его почти не было видно под грудой тел хищников. Чужинов шел по направлению к ним, стреляя от груди, не целясь, делая поправки по вонзавшимся в их туши пулям.

– Гады, гады, гады, – шептал он.

– Глеб, не дури, ему уже не помочь! – Прокоп, мечась по ялику, отчаянно матерился. – Глеб! В лодку! Это не последние, и их много!

Ялик несло течением. Все молчали, и только слышно было, как плещется за бортом вода да Прокоп набивает патронами опустошенный магазин «Вепря».

– Вот за это я помповики и недолюбливаю, – наконец сказал он. – Будь у Лехи на пару патронов больше, глядишь, он бы и успел.

Глеб, соглашаясь, кивнул: шесть зарядов – мизерно мало, когда на тебя несется целая свора.

– А они за нами в воду не полезут? Вон их сколько на берегу! – Оля и сейчас, после того, что случилось, выглядела бодрее остальных детей.

– Даже если и полезут, Оленька, они нам уже не страшны, – заверил ее Прокоп.

– Зимой и на воде от них не спасешься – замерзнет все, – мрачно пробурчал Гуров.

– Так до зимы еще далеко. Олег, давай-ка на весла – греби на середину реки и вниз по течению. Уходим. Устанешь – сменю. – И добавил с болью в голосе: – Леху жалко.

– Главное, детей спасли. – Прокоп погладил Костю здоровой рукой по голове. – Ну а Лехе, думаю, теперь вся его жизнь никчемная простится. И матушка его тоже простит.

– Стороной это место, как вы их называете, твари обходят, ни разу их здесь не побывало, уж не знаю почему. Парочку только и видел: течением их на берег выкинуло, дохлятину. Я все удивлялся, что за нечисть. А тут вон оно что. – И старик, кряхтя, поднялся из-за стола, чтобы снять кипящий чайник с печи.

«Как ты, дед, сам-то ею не стал? Сколько мы из твоего жилья предметов, так или иначе связанных с электричеством, в Торопь выкинули? Или это не только к детям, но и к старикам относится?» – подумал Глеб.

Увидев на берегу одинокий домик, а возле него самого обычного старика, они и пристали. Вечерело, темнота должна наступить в скором времени, и к чему искать более подходящее место для ночлега, когда вот оно. Подходы открытые, ставни на окнах носорога выдержат, да и встречал их живой человек, а не какая-нибудь тварь.

– Олег, правь к берегу, – недолго раздумывал Чужинов, внимательно осмотрев все при помощи бинокля.

Старик молча наблюдал за тем, как они выкидывают в воду многие из тех вещей, покупку которых ему, вероятней всего, второй раз уже и не потянуть, ни разу не возмутившись: что вы, мол, творите. Возможно, роль сыграло количество детей, прибывших в лодке, возможно, оружие на взрослых, которым те были увешаны, возможно, что-то еще.

Как выяснилось позже, было у деда и свое оружие – вертикалка двенадцатого калибра, но какая!

Глеб, увидев ее, поинтересовался:

– Это она?

На что тот кивнул с затаенной гордостью:

– Она самая – МЦ-8.

Не выдержав, Чужинов попросил:

– Можно посмотреть?

– Бери смотри, – кивнул Григорий Семеныч, а именно так его звали. – Коль сразу определил, что именно это за ружье, как я могу тебе отказать?

Не сказать, что Глеб брал в руки оружие с благоговением, и все же. Без всякого сомнения, самое знаменитое отечественное ружье от не менее знаменитого ЦКИБ[34]. О надежности этой модели легенды слагают, полностью причем заслуженные. При настреле в пятьдесят-шестьдесят тысяч ружье считается практически новым. Да и что ему будет при таком мизере, смешно даже говорить, когда легкие шаты[35], которые, кстати, устранить – пустячное дело, появляются лишь к полумиллиону выстрелов? Когда ему и миллион не предел? А сколько им золотых олимпийских медалей выиграно! И едва ли не каждый стрелок мирового уровня считает себя обязанным иметь его в своей коллекции.

«А изящное-то какое! И как удобно в руки ложится! – восхищался Глеб, крутя-вертя ружье, прикладывая его к плечу. – Согласен, есть в нем что-то от «Меркеля», но это если сильно постараться найти в них общие черты».

– Сорок лет мне оно уже верой и правдой служит, – рассказывал меж тем Григорий Семеныч. – И ни разу не подвело!

«Интересно, откуда оно у него? – думал Глеб, возвращая оружие владельцу. – В те времена они не продавались в охотничьих магазинах, делались на заказ. Каждый ствол – штучная работа».

– Человек один хороший подарил, – предвосхитил его вопрос старик. – Я ведь всю жизнь на реке бакенщиком проработал. Под мою ответственность когда-то такой участок был – ого-го! Это сейчас все на фотоэлементах: чуть стемнеет – огни сами светиться начинают. Вот на реке я его и спас. Правда, не на Торопи, на Енисее работал. Летчиком-испытателем он был. Помню, как раз по реке шуга пошла…

– Отец, после поговорим, до утра времени много, – прервал его Прокоп, видя, что тот завелся надолго. – Видишь, дети у нас, ты даже не представляешь, из какой задницы мы их вытащили.

– Конечно, конечно, – засуетился тот. – Все честь по чести будет, и накормим, и спать уложим, места хватит.

Он заглянул в соседнюю комнату, куда и отвели детей.

– Э-э-э, да они спят уже. Намаялись, бедные. А я хотел их такой ухой накормить!