Может показаться, что между захватом территорий Финляндии и Румынии принципиальной разницы нет, но во втором случае советские войска приблизились на опасное расстояние к румынским нефтегазоносным месторождениям. Если учесть, что Германии грозило ужесточение экономической блокады, а доля экспорта румынской нефти в Германию в июне 1940 года превышала 42%, можно понять беспокойство нацистской верхушки по поводу случившегося. У Гитлера не было и тени сомнений относительно «миролюбивых» намерений Сталина, и угроза румынским нефтяным месторождениям означала в тех условиях угрозу всей экономике Германии, а значит, и планам по «расширению жизненного пространства». Сталин не оставил Гитлеру никакого выбора — какой еще повод нужен был ему, чтобы он решился на войну с СССР! Таким образом, чтобы обеспечить непрерывные поставки нефти из Румынии в Германию и не допустить захвата румынских месторождений вероятным противником, Гитлер в конце 1940 года ввел в Румынию войска для контроля румынских нефтяных месторождений и начал готовиться к войне с СССР.

Для того чтобы читатель до конца осознал исключительную серьезность этого вопроса, следует упомянуть еще одно малоизвестное, но исключительно важное с точки зрения проблемы 22 июня событие: оккупацию Германией Югославии. Как известно, 27 марта 1941 года в Югославии произошел военный переворот и к власти пришел сербский режим, который потенциально был недружественен по отношению к фашистской Германии[222]. Конечно, таких режимов в мире, да и в Европе было немало. Например, в той же Франции огромная территория осталась не оккупированной немцами: великолепные курорты, прекрасные виноградники и лучшее в мире вино — разве этот рай можно было сравнить с богом забытой Югославией? Однако через Югославию в отличие от Франции протекала (да и сейчас протекает) крупнейшая в Европе река Дунай, которая, по существу, осталась единственной артерией для транспортировки нефти из Румынии в Германию[223]. Видимо, в этой точке уже нет необходимости подробно объяснять, что ждало экономику Германии, если эту важнейшую транспортную артерию перережет недружественное государство.

Завершая описание преследовавшего Сталина «наваждения» об оттягивании войны, мешавшего ему адекватно оценивать имевшуюся у него объективную информацию, необходимо осветить еще одно существенное обстоятельство, которое не нашло отражения ни в исторических, ни в аналитических исследованиях. Суть проблемы вытекает из простого вопроса: а на что рассчитывал Сталин — на то, что военная мощь СССР с течением времени будет возрастать, а оборонный потенциал Германии — ослабевать? Здесь совершенно неважно, какова цель оттягивания войны, то ли для того, чтобы лучше подготовиться к отражению агрессии со стороны Гитлера, то ли для того, чтобы самому первому напасть на Германию.

Выходит так, что Сталин полагал, будто Гитлер будет не просто сидеть сложа руки и ждать, когда советская военная машина еще больше накачает мускулы, а сам начнет активную работу по сокращению вооружений и вооруженных сил Германии и в конечном итоге превратится в миролюбивую овечку. Даже последний профан усомнится в такой странной логике и в таких наивных надеждах, достойных разве что параноика или дилетанта.

В действительности ситуация для СССР по мере оттягивания войны могла сложиться еще хуже, чем это можно представить в самом страшном сне. Во-первых, Германия в 1941 году уже стояла на пороге создания реактивной авиации, а советские летчики еще летали на бипланах. Речь идет даже не о пульсирующем реактивном двигателе для крылатой ракеты Фау-1, который и по меркам XXI века считается высокотехнологичным, революционным и удачным решением и о котором в Советском Союзе в то время не могли даже мечтать[224]. Большее значение имело появление газотурбинного двигателя, и его первый действующий образец был создан в фашистской Германии немецким инженером фон Охайном еще в 1935 году. Более того, 27 августа 1939 года летчик-испытатель Эрих Варзиц поднял в небо первый в мире реактивный самолет Не-178 («Хейнкель-178») с турбореактивным двигателем[225]«HeS 3» конструкции фон Охайна. Начальные испытания реактивного самолета показали существенный прирост скорости до 700 км/час, то есть значительно выше, чем для самого скоростного самолета того времени с поршневыми двигателями[226]. Эстафету Хейнкеля подхватили еще две немецкие компании — «Юнкере» и «БМВ». В итоге к 1941 году в Германии был налажен мелкосерийный выпуск газотурбинных двигателей для проведения испытаний и поиска оптимальной аэродинамической компоновки реактивных самолетов.

Во-вторых, «на подходе» у Германии была баллистическая ракета Фау-2, для борьбы с которой в отличие от Фау-1 не существовало никаких средств. В-третьих, немецкие ученые и инженеры успешно занимались исследованиями механизма деления ядра атома урана и применяли тяжелую воду в качестве замедлителя для получения различных изотопов урана. При этом уже в то время они имели представление о термоядерном синтезе с использованием той же тяжелой воды, необходимой для создания термоядерного боеприпаса (основанного на синтезе ядер водорода), значительно более мощного, чем атомный.

Наконец, в-четвертых, в Германии начали проектировать гиперзвуковой стратегический бомбардировщик, получивший название «серебряная птица»[227], способный долететь до Нью-Йорка, а не то что до Москвы. То есть речь идет о серьезной, масштабной и целенаправленной научно-технической деятельности, результатом которой должны были стать современные авиационные комплексы и ракетно-ядерное оружие. Приведенные оценки не имеют ничего общего с вымыслом или бесплодными фантазиями, что подтверждает следующее краткое описание развития событий вокруг атомной тематики в январе 1939 года [72]: