Последний сюрприз ожидал группу прямо у выхода — вся лестничная клетка перед дверью и ведущие в подвал ступени были увиты красноватым плющом, активно реагировавшим на свет фонаря. Стены и пол словно ожили, зашевелились и распались на множество отдельных извивающихся отростков, немедля ринувшихся к людям. Шкаф не заметил, как лишился фонаря, и сам чуть не последовал за ним — в его руку вцепился самый ловкий и быстрый побег и поволок здоровяка за собой. Лишь меткий выстрел Тевтона, перебивший пополам растительное щупальце, спас солдата от незавидной участи. В следующую секунду командир схватил оторопевшего Бердникова за шкирку и поволок обратно на второй этаж.

— Да пошевеливайся же, придурок, не тупи!

Из многоэтажки выбрались через балкон второго этажа. Маркус торопливо оглядел дом снаружи, нашел табличку с названием улицы и с явным удовольствием отметил на карте мелким аккуратным почерком — «Перекресток улиц Серова-Фурманова. Опасная зона: аномалия флоры; следы разумной деятельности — пирамида из черепов, в том числе человеческих, вероятно, предмет культа. Требуется дополнительное изучение». Посмотрев на подчиненных, он развел руками:

— Тяжела нынче работа картографа.

Немного подумал и добавил уже серьезным тоном:

— Этот город принадлежит нам. И всех врагов мы должны знать в лицо, чтобы когда-нибудь очистить НАШ Екатеринбург от всякой швали. Мутантов, монстров, предателей. Все ясно?

Солдаты торопливо закивали.

— Если останетесь в живых, возможно, мы сюда еще вернемся.

Леха в испуге дернулся, и это не укрылось от цепких глаз Тевтона.

— Не боись, солдат, вернемся уже победителями… с огнеметами и спецбригадой чистильщиков. Сожжем гадюшник, как считаешь?

Шкаф до сих пор с содроганием вспоминал прикосновения хищного растения, но удивительное многословие обычно молчаливого Маркуса пугало не меньше.

— Так точно.

— Молодец! Отличный ты собеседник… Ладно, чего встали, остолопы? Двигаемся!

Планы пришлось перекраивать на ходу. Станция Уральская казалась теперь недостижимой — слишком далеко, слишком опасно. Вдобавок путь к ней проходил через самые дикие места — мертвую с самого Апокалипсиса Геологическую, уничтоженные в результате Первой войны Площадь и Динамо. А ведь где-то совсем рядом находилась и таинственная Бажовская… Подземного прохода сквозь эти проклятые Небом и самими людьми места попросту не существовало, наземный же для крошечной группы, на две трети состоящей из криворуких недоумков, был невозможен.

Маркус прекрасно осознавал, что оправдывается перед самим собой, увиливая от основного задания под весьма благовидным предлогом, пусть и сообразуясь с железобетонной, всем понятной логикой. Однако эмоции, далекие от прагматики и холодного расчета, перехлестывали — враг, столь ненавистный и желанный, совсем рядом. И задание подождет! Сначала нужно вернуть долг за изувеченное лицо. Выбирая между Долгом и Местью, вперед следует пропустить кровавую даму. Иначе покоя не будет уже никогда.

Люди перешли улицу Фурманова — блондин с подозрением отметил, насколько она пустынна, и без происшествий миновали целый квартал по Серова. Вблизи Дворец Спорта (а Маркус направлялся именно к нему) терял все свое очарование. Разбитые стекла, торчащие «ребра» железных, обильно покрытых ржавчиной свай, обнаженные жалкие внутренности — длинные коридоры вдоль фасада, усыпанные осколками и мусором. От величественного здания оставался лишь разлагающийся труп. Пройдет пара лет, и сгнившая изнутри конструкция рухнет, погребая память о себе под толстым слоем пыли и бетона.

Тевтон безжалостно вывел на карте прямо поверх изображения дворца могильный крест. Живым тут нечего искать.

«Обидно, — родилась вдруг несвоевременная мысль. — Отец был рьяным болельщиком хоккейного клуба „Автомобилист“, ему бы не понравилось зрелище разоренного, растоптанного спортивного храма, где проведено столько волнительных часов».

Маркус поморщился — воспоминания сбивали, отвлекали от главного. Враг. Где-то рядом. Короткий взгляд на карту. Вот парк справа от «Уральца», где была замечена подозрительная парочка. За парком военный госпиталь, кардиоцентр и церковь… Что им там делать? Или они пошли не туда, а спустились к улице 8-го марта, ведущей к сердцу города? Как же не вовремя взорвался чертов вертолет, сейчас бы не приходилось гадать понапрасну!

Бойцы нетерпеливо переминались с ноги на ногу рядом с застывшим над картой командиром. Его задумчивость и нерешительность смущали солдат, и без того пребывающих в не самых лучших душевных кондициях. Наконец Тевтон отвлекся от схемы и привычно сорвал зло на подчиненных:

— Едрену мать! Вы какого рожна на меня уставились, козлодои?! Мы стоим, как три тополя на Плющихе, — любой гад подкрадывайся и сгрызай! По сторонам надо смотреть, по сторонам, а не на мой затылок!

Интуиция подсказывала Маркусу, что люди, которых он собрался преследовать, вряд ли решатся пойти открытой всем ветрам, пулям и монстрам «Восьмомартой» — он сам точно бы ныкался по дворам и переулкам. Значит, остаются мелкие улочки вдоль многочисленных корпусов госпиталя.

— За мной, мозги! Нас ждет увлекательное путешествие по злачным местам!

Пустырь или парк — на карте это было непонятно — превратился в труднопроходимые заросли из низкорослого и мерзко выглядящего кустарника, растущего вперемешку с незначительно более высокими кривыми деревцами. Впрочем, местная растительность хотя бы стояла спокойно и на человека не набрасывалась, за что ей можно было легко простить непрезентабельный внешний вид.

Правда, несмотря на безобидность флоры, Ион умудрился несколько раз споткнуться об корни и упасть, чуть насквозь не пробив острой веткой окуляр противогаза, а заодно и защищаемый им глаз. Тевтон с трудом преодолел жгучее желание самостоятельно насадить тупой «котелок» неловкого, слабоумного солдата на эту ветвь, лишь бы навсегда покончить с мучениями — и с Ионовскими, и со своими.

— Лева, а кто были твои родители? — с лживым участием осведомился Маркус.

— Папа — инвестор, а мама… Она на пианине хорошо играла.

— А потом?

— Что «потом»? — Ионников непонимающе уставился на командира.

Маркус мысленно сосчитал до десяти, после похвалил себя за крепкие нервы и нечеловеческое долготерпение.

— После Апокалипсиса что с ними случилось?

— Папа активно участвовал в работе джентльменского клуба, несколько раз становился чемпионом по покеру. — В голосе Иона послышалась неподдельная гордость. — А мама… мама играла на пианине в женском…

— Стоп! Я спрашиваю про Черное лихолетье.

Лев недовольно запыхтел, но все же ответил:

— Папа от цирроза, а мама… повесилась…

— На пианине? — Маркус издевался уже в открытую.

Леха Шкаф заскрипел зубами от ярости, но, как обычно, промолчал, а Лева лишь растерянно проблеял: