И это было правдой. Как правдой было и то, что не вошло в аттестацию: время от времени барон напивался до белой горячки, не гнушался он и наркотиков.

Барон был задирист, горяч, неоднократно дрался на дуэлях, а однажды ему чуть было не раскроили череп саблей: шрам на лбу остался на всю жизнь, равно как и нервные припадки. А в 1910-м Роман преподал блестящий урок своим недоброжелателям: он заключил пари, что расстояние от Даурии до Благовещенска, а это 400 верст по непролазной тайге, да еще с переправой через бурную Зею, он преодолеет верхом на лошади, имея при себе лишь винтовку и питаясь «плодами охоты». И что вы думаете, барон это пари выиграл!

Когда грянула война 1914 года, барон ликовал от радости и тут же рванул на передовую. В атаки он ходил лихо, смело и отчаянно, рубился азартно и самозабвенно, противника не жалел и в плен предпочитал не брать. Один из его сослуживцев несколько позже вспоминал: «Унгерн любил войну, как другие любят карты, вино и женщин».

Сохранился еще один любопытный документ, подписанный бароном Врангелем, который был командиром полка, в котором служил Унгерн:

«Есаул барон Роман Унгерн-Штернберг храбр, четыре раза ранен, хорошо знает психологию подчиненных. В нравственном отношении имеет пороки: постоянное пьянство, и в состоянии опьянения способен на поступки, роняющие честь офицерского мундира. За что и был отчислен в резерв чинов».

А проще говоря, в начале 1917-го по пьяному делу Роман избил комендантского адъютанта, за что был арестован, осужден и на три года заточен в крепость.

После Февральской революции, когда даже уголовников выпустили на волю, Унгерн продолжал маяться на нарах. И лишь поздней осенью, после того, как за него замолвили словечко, барон выбрался на свободу. Именно в это время один из его заступников, атаман Семенов, получил от Керенского задание сформировать несколько бурятских кавалерийских полков. В помощники Семенов выбрал Унгерна — и Роман помчался в Забайкалье.

Задание Семенова он выполнил, но не забыл и о себе: именно для себя, под свое личное командование, барон сформировал Азиатскую конную дивизию. Первое время она состояла из бурят и монголов, но с началом борьбы против советской власти к ней примкнули и казаки, и вчерашние офицеры, и всякого рода уголовный сброд.

Некоторое время Унгер воевал под командованием Семенова, но вскоре неуправляемость барона и его буйный нрав привели к тому, что атаман публично отрекся от Унгерна и обнародовал довольно любопытный приказ:

«Командующий конноазиатской дивизией генерал-лейтенант барон Унгерн-Штернберг за последнее время не соглашался с политикой главного штаба и, объявив свою дивизию партизанской, ушел в неизвестном направлении. С сего числа эта дивизия исключается из состава вверенной мне армии. Штаб впредь снимает с себя ответственность за ее действия».

Отныне барон был свободен! Отныне он мог действовать, не выполняя чьи-то приказы, а прислушиваясь лишь к голосу своего сердца! А его отравленное опиумом и кокаином сердце подсказывало, что нет в этих бескрайних степях человека сильнее, целеустремленнее и разумнее его, потомка безжалостного Аттилы.

Порядок будет наведен! Россия умоется кровью! Большевистское быдло будет или уничтожено, или сведено до положения рабов! Чтобы никто не сомневался в его намерениях, Унгерн издал что-то вроде манифеста, в котором были такие слова:

«Я не знаю пощады, и пусть газеты пишут обо мне что угодно. Я плюю на это! Мы боремся не с политической партией, а с сектой разрушителей современной культуры. Почему же мне не может быть позволено освободить мир от тех, кто убивает душу народа? Против убийц я знаю только одно средство — смерть!»

Надо сказать, что барон был убийственно последователен и это средство использовал не только против чужих, но и против своих. Пленных он, как правило, расстреливал, причем не гнушался это делать сам, испытывая при этом ни с чем не сравнимое наслаждение, даже большее, чем от приема кокаина.

Один из унгерновских офицеров, потрясенный всем этим, писал в своем дневнике:

«С наступлением темноты кругом на сопках только и слышен жуткий вой волков и одичавших псов. Волки были настолько наглы, что в дни, когда не было расстрелов, а значит, и пищи для них, забегали за черту казарм.

На эти сопки, где всюду валялись черепа, скелеты и гниющие части обглоданных волками тел, любил ездить для развлечения барон Унгерн».

Было у барона и еще одно развлечение: он обожал всякого рода пытки и показательные порки своих провинившихся солдат. А пороли их нещадно! Розги или кнут барона не устраивали, и он запатентовал свое личное изобретение: бить надо бамбуковыми палками, причем провинившийся должен получить не менее ста ударов — только после этого мясо отваливается от костей и человек сгнивает заживо.

Но наибольшее наслаждение барон получал от лицезрения так называемой «китайской казни». Делалось это так: арестованного привязывали к столу, на его голый живот выпускали голодную крысу, накрывали ее кастрюлей или чугунком и что есть мочи колотили по днищу, пока обезумевшая от грохота крыса не вгрызалась в кишки человека и не выедала их до самой спины.

Чтобы закончить с темой «наслаждений», не могу не привести еще один факт. Прекрасно понимая, что без поддержки монгольских и китайских князьков ему не обойтись, в августе 1919 года Унгерн заключил так называемый морганатический брак. Его невесту звали Еленой Павловной, хотя на самом деле она была китаянкой, причем очень знатного рода: Елена Павловна была маньчжурской принцессой.

Бракосочетание состоялось в Харбине, а венчание — в лютеранской церкви. Но вот что занимательно: сразу после венчания молодой муж уехал в Даурию, а его жена вернулась в родительский дом. Больше Елена Павловна с бароном так ни разу и не виделась, а в сентябре 1920-го один из адъютантов Унгерна вручил принцессе официальное извещение о разводе.

В те же дни барон объявил себя наследником Чингисхана и выдвинул идею создания Великой Монголии, которая будет простираться от Волги до Тихого океана. Именно после этого он обрядился в желтый монгольский халат, поверх которого носил генеральские погоны.

Слоняясь по территории Монголии, Азиатская дивизия, если так можно выразиться, наращивала мускулы. Чтобы склонить монгольских князей на свою сторону, а стало быть, получить оружие, фураж, лошадей и всадников, Унгерн провозгласил лозунг: «Азия — для азиатов!»

Но этого было мало, и Унгерн начал трубить о превосходстве желтой расы. Он говорил, что «желтая раса должна двинуться на белую — частью на кораблях, частью на огненных телегах, что поход объединенных сил желтой расы в союзе с Японией на Россию и далее на Запад поможет восстановлению монархий во всем мире».

Этот нехитрый прием на некоторых князьков подействовал, и они присоединились к Унгерну. Но такого рода идеи не вызывали восторга у русских, а их в дивизии было немало. И тогда Унгерн решил воспользоваться слухами о том, что младший брат царя Михаил Александрович Романов, высланный большевиками в Пермь, не был расстрелян, а сумел бежать и теперь прячется в известном барону надежном месте.