Единственной ниточкой, удерживающей ее на свете, стал последний ребенок — девочка, родившаяся раньше срока в страшные часы смерти ее старших братьев. Малышка росла на удивление слабой и болезненной. Она даже не плакала, как все нормальные дети, а попискивала тихо и тонко, словно потерявшийся щенок. Глядя на ее сморщенное розовое личико, Дива всякий раз замирала от ужаса, представляя, что будет с ребенком, когда вернется Перун и узнает, кого на сей раз родила жена. У него, несомненно, не дрогнет рука умертвить и дочку, особенно такую, единственного оставшегося в живых ребенка. Малышка, как назло, родилась с черными волосами, и это пугало Диву, поскольку грива Велеса была черной. Перун ни за что не поверит словам жены, уже запятнавшей свою честь. Даже если не захочет, ему придется покарать ее еще раз, а большего, кажется, она не вынесет. Дива знала, что Перуна нет в замке — он уехал давно, в ту страшную ночь, когда еще не до конца догорела кузня, и не собирался говорить, когда вернется. Каждый день Дива с тревогой ждала его возвращения и радовалась, что он до сих пор еще не появляется. Она была готова молиться всем богам. Чтобы с ним случилось несчастье в дальней, земле и он остался бы там навсегда, убитый или сломленный чарами злого колдуна, превращенный в послушного раба, не смеющего даже подумать о севере и ожидающей его там жене. Как бы спокойно она жила без него одна, предаваясь горю.

Однако жизнь не стояла на месте. Мысли о возвращении мужа и той каре, которая, несомненно, ее ожидает, сводили Диву с ума. Она боялась доверить кому бы то ни было, даже самой себе, все те тайные мысли, что сжирали ее, и лишь одно становилось понятным — она должна что-то делать. И поскорее, пока еще есть время, пока она свободна и Перун, представлявшийся ей теперь чудовищем, не вернулся в замок.

Решение пришло совершенно неожиданно. Отдыхая в лучах весеннего солнца, Дива внезапно заметила в небе над башнями два силуэта. Приглядевшись, она узнала Стривера и Меру, кружащих в вышине. Супруги парили в теплых потоках воздуха, наслаждаясь полетом и обществом друг друга. При виде этой счастливой пары слезы навернулись на глаза Дивы, и она, заломив руки, с завистью и болью смотрела на них. Ей казалось, что она слышит их голоса и веселый смех, и неожиданно Диву, словно молния в ночи, озарила мысль о том, что она должна делать, чтобы навсегда избавиться от ужаса, не оставлявшего ее все эти дни. Женщина бросилась в свои покои.

С тех пор как она вышла замуж за Перуна, белые лебединые крылья, подарок Стривера, так и валялись в одной из ее комнат, забытые всеми, но целые и невредимые. Дива не знала, что произошло с ними за эти годы, и сейчас она с трепетом, осторожно, боясь сделать лишний шаг, открыла дверь в заветную комнату.

Беглого осмотра было достаточно, чтобы понять, что крылья совершенно целы и хоть сейчас готовы выдержать любой перелет. Уверенность в этом придала Диве решительности и сил. Теперь оставалось только одно — чтобы никто не мог ей помешать.

Дива начала собираться. Все, что ей нужно было, это небольшой запас пищи и ее ребенок. Она была готова в считанные минуты, надо только дождаться заката. Но день и так клонился к вечеру, и ожидание, занятое мыслями о том, все ли собрано и куда ей отправиться, оказалось коротким.

В те минуты, когда солнце коснулось краем горизонта и замок понемногу стал отходить ко сну, Дива осторожно выбралась на парапет, покинув башню. Спрятавшись за уступ стены, где ее не могла увидеть стража, она теплым платком привязала к груди корзинку, в которой мирно спала девочка. Потом надела крылья, проверив, крепко ли они держатся на плечах. Она плохо представляла, куда полетит, и знала лишь, что это будет достаточно уединенное место, где ее не смогут обнаружить в течение нескольких лет, чтобы девочка могла подрасти и потом постоять за себя. Может быть, там, куда приведет ее судьба, она сможет найти нового мужа, который с пониманием отнесется к ее прошлому и поможет забыть и Перуна, и Велеса, и погибших детей, позволит начать жить заново. Она знала точно — что бы ни случилось, в замок она больше не вернется. Лучше уж погибнуть, бросившись в море.

Белое оперение лебединых крыльев ярко выделялось в вечернем полумраке и Дива долго не решалась броситься с уступа, опасаясь, как бы стража ее не заметила и не подняла тревоги раньше времени. Кроме того, она так долго не поднималась в воздух, что успела забыть все уроки Стривера.

Набрав полную грудь воздуха и доверившись судьбе, Дива распахнула крылья и бросилась вниз.

Судьба улыбнулась ей — не успела беглянка испугаться стремительно приближающейся земли, как ветер, налетевший сбоку, толкнул ее, принял на себя и поднял высоко, почти до самой крепостной стены, и отнес в сторону от дороги и замка, к морю. Оказавшись над морской гладью, Дива неожиданно успокоилась и отдалась на волю ветра.

В первые минуты полета ее не заметили, а потом, когда она пролетела первую версту и, следуя всем изгибам береговой линии, повернула прочь, в глубь материка, она поняла, что теперь ее никто не достанет. Радостный смех вырвался у нее из груди. Раскинув крылья, подставив разгоряченное лицо бьющему в лицо ветру, Дива впервые за долгое время улыбалась, смеялась, плакала от счастья и что-то кричала, путаясь в словах.

Она не знала, куда летит. Ей было совершенно все равно, что там, впереди, какая земля лежит перед нею. Она не вглядывалась в быстро темнеющий воздух, она была свободна и могла лететь куда захочет. Пройдет слишком много времени, прежде чем ее хватятся — вся ночь и часть утра. Как надеялась беглянка, она успеет спрятаться так хорошо, чтобы ее не нашли ни друзья, ни враги.

* * *

Преследуемый Перуном, Велес уходил на запад — другого пути у него не было. Его измученный, опавший с тела жеребец устал бороться с необычайно выносливым соперником, который то и дело возникал то справа, то слева, преследуя его с неотвратимостью судьбы.

И теперь впереди мрачной черной стеной вставали Дикие Леса. Веками стояли они, грозные и неприступные, наглухо закрывшись от всего мира. Какая жизнь бродила под их кронами, какие дела вершились там, в чащах, кто населял их — оставалось загадкой. Их обходили стороной, и даже сейчас, когда смерть висела за плечами, Велес чувствовал страх, против воли направляя коня навстречу неизвестности.

Много лет миновало с той поры, когда они с Даждем, еще юные, веселые, по-отрочески наивные, уверенные, что весь мир лежит перед ними и нет на свете преграды, способной их остановить, впервые пускались в далекий путь, и то у них вдвоем не хватило смелости, чтобы нарушить невидимую границу между жизнью внешнего мира и Дикими Лесами. Там бродили твари, давно исчезнувшие в других землях, там таилась жизнь, враждебная всему, даже самой себе. Ступать туда означало смерть еще более верную, чем от копья Перуна. Но Велес хотел жить.

Леса вокруг становились все глуше и глуше. Дубы и буки, сплетаясь ветвями, образовывали сплошную стену. Лучи солнца не пробивались сквозь кроны. Копыта усталого коня глухо и гулко стучали по твердой, как камень, земле. Тишина, словно туман, поднималась навстречу — тишина, не сулившая ничего, кроме опасности.

Неожиданно впереди разверзнулось урочище — черное, как ночь, и глубокое, как пропасть. Корявые ветки полусухих, лишенных листьев кустов, торчащие из него, напоминали костлявые лапы-руки нежити, готовые схватить и уничтожить любого. За урочищем начинались Дикие Леса, мир смерти.