этажа, как раздается звон битого стекла. Антипов замирает и аккуратно ставит меня на пол.

— Стой тут, Машк. Я сейчас.

Он быстро сбегает вниз, а я шурую следом. Не собираюсь стоять в стороне. Там, вообще-то, мой сын.

… Который и начал полный беспредел!

— Бабушка Наташа говорит, что леди должны бить посуду, — кивает Антон, сидя на столе, среди тарелок с едой, и таская в рот буженину.

— Аня, он же ребенок, — вскинув руки в защитном жесте, уговаривает Олег Андреевич жену одуматься, стоя у окна.

— Вот еще тарелка! — тут же вмешивается Тоша.

— Спасибо, родной, — берет в руки фарфор Анна Львовна и швыряет об пол, ближе к мужу.

— Аня!

— Ты вспомнил, как меня зовут?!

— Я не забывал!

Бах! И посуда снова полетела об пол.

Мы с Лешкой стоим в проходе и наблюдаем. Не знаю почему, но мне очень весело. Я тоже хочу.

— Лера! — кричит мама Леши. — Принеси сервиз из шкафа!

— Не сметь! — орет Олег Андреевич. — Ань, давай поговорим, а?

— Несите все тарелки! — попискивает Антон. Господи, вот достанется же кому-то чудо…Привык, что мы дома бесимся и ничего не боится.

Самое смешное, что мимо нас пробегает горничная с горой посуды. Дово-о-ольная, жуть!

— Что за пиздец творится в этом доме? — закрывает Лешка ладонью лицо, и угорает.

— Примирение, любимый… Я тоже так хочу…

— Детка, на хуй такое примирение. Давай не будем ссориться, — обнимает меня за шею муж.

… В каком бы пылу ни были взрослые, но тарелки летали подальше от ребенка. Тот заливался всякий раз смехом, а потом и сам скидывал со стола все, что мог.

— Все, Аня, сейчас я тебя отде… сейчас мы поговорим, — запыхавшийся Олег Андреевич скрутил свою суженную, закинул на плечо и бросил нам на ходу: — Аккуратно, стекла кругом. Антошке не давайте со стола слезть. Мы скоро вернемся.

Вот это олигархи! Я в восторге! И чего мы раньше не приехали?..

— А ну, отпусти меня! — пыхтела ноша. — Я с тобой разведусь! Все. Я решила!

— Я бредовые мечты не исполняю, птаха…

Пока родители выясняли отношения… кхм… мы решили погулять. И не прогадали. Бродили по дорожкам огромной территории и наблюдали за резвящимся Антоном.

…Сын качается на качелях. Антипов обнимает меня со спины, прижимая к себе.

— Скажи мне… — задираю голову, смотрю в теплый янтарь.

— Люблю тебя, детка, — улыбается и целует. — И Антошку, и нашу Аришку тоже, — проводит ладонями по моему животу.

— Эй, а не много ли букв “А” на браслете? — притворно возмущаюсь.

— Так и быть, следующая будет “М”...

— А писал про алфавит, — тихо смеюсь.

— Быстрее бы закрыться с тобой в комнате, детка…

— С наручниками или с зеркалом? — мурлычу ему в рот, касаясь губами его губ.

— Я тоже хочу наручники и собаку, — неожиданно раздается рядом голос Тоши.

— Вот это уже мужской разговор, — смеется Антипов и подхватывает сына на руки, подбрасывая высоко над головой.