Он достал бутылку пива и следующие полчаса провел, приводя в порядок данные и злясь на то, что никак не может сосредоточиться.

Джек вернулся в квартиру, предвкушая увидеть весьма пикантную картину. Но ему и в голову не приходило, что полностью одетая Ребекка (если не считать хорошеньких босых ножек) окажется на кухне и будет помешивать в кастрюле что-то очень аппетитное.

Он вошел и принюхался.

– Это подозрительно похоже на готовку.

Переодевание, душ и сеанс работы на компьютере влили в Ребекку новые силы. С усталостью было покончено, но ее гнев еще не прошел.

– Я представления не имела, сколько времени ты собираешься держать меня взаперти, поэтому решила не сидеть сложа руки и умирать с голоду. Свежих фруктов и овощей я не нашла, поэтому решила воспользоваться консервированными.

– Составь список того, что нужно, и я все куплю.

– Я могу сама сходить на рынок.

– Я не хочу, чтобы ты выходила из дома одна.

Ребекка достала разделочный нож и кончиком пальца лениво потрогала острие. «Вся в мать, – подумал Джек. – Обе умеют настоять на своем».

– Тебе нет дела до того, когда и куда я пойду.

– Если ты попробуешь броситься на меня с этим ножом, то пожалеешь.

Ее улыбка была такой же грозной, как лезвие ножа.

– Но ты пожалеешь еще больше.

– Не стану спорить. – Джек открыл холодильник и вынул бутылку минеральной. – Изложу свою мысль иначе. Я предпочитаю, чтобы вы не выходили в одиночку, пока не познакомитесь с окрестностями.

– Приму к сведению. И еще одно. Если вы думаете, что признание в любви заставит меня с радостью прыгнуть к вам в постель, то…

– Не начинай этот разговор, Ребекка. – Его тон был очень решительным и очень холодным. – Результат может тебе не понравиться.

– Мне не нравится, что ты бросил эту фразу, а потом захлопнул дверь перед моим носом.

– Я захлопнул дверь перед своим носом.

Ребекка обдумала эти слова и оценила их по достоинству.

– Я сделаю это, когда захочу. Если захочу вообще. – Левой рукой она взяла ложку и стала размешивать содержимое кастрюли. – Сейчас я этого не знаю. Когда пойму, ты узнаешь об этом первым. Но только попробуй снова запереть меня здесь, как попугая в клетке. Я переломаю твои красивые безделушки, разорву в клочья одежду, засорю туалет, наделаю кучу других неприятностей и все равно вырвусь отсюда.

– Договорились. Когда будем есть?

Она перевела дух и сунула нож обратно в подставку.

– Примерно через час. Этого времени вам будет достаточно, чтобы сходить за французским хлебом, с которым едят такие блюда. И за чем-нибудь сладким к чаю. Я разозлилась, но не так сильно, чтобы что-то испечь самой.

Я не глупый ребенок, который боится войти в родительский дом, твердила себе Тайя. Но когда она добралась до столовой, у нее взмокли ладони. Часы показывали восемь сорок пять. Ее отец каждое утро садился завтракать ровно в половине девятого. Сейчас он допивал вторую чашку кофе и переходил от первой страницы «Нью-Йорк таймс» к разделу «Финансы». С фруктами было покончено, и он приступал к следующему блюду. Тайя заметила, что сегодня это был воздушный омлет.

Мать еще лежала в постели. Она пила травяной отвар, только что выжатый сок и заливала утреннюю смесь витаминов и лекарств первой из ежедневных восьми чашек минеральной воды. После этого она съедала один-единственный тост из цельной пшеничной муки и выпивала чашку фруктового сока.

Элма спускалась в девять двадцать и начинала донимать Стюарта жалобами на то или иное недомогание, а также перечислением того, что ей нужно сделать и какого врача посетить. Тем временем муж проверял содержимое своего портфеля. В девять тридцать они целовали друг на прощанье, и Стюарт уходил из дома.

Все это было таким же предсказуемым и точным, как расписание швейцарских поездов. Когда-то и сама Тайя была частью этого расписания. Точнее, ее включили в это расписание. Кто был виноват в том, что она ничем не могла его нарушить? Она сама? Родители? Кто был виноват в том, что даже сейчас при мысли об этом ее начинало тошнить?

При виде Тайи отец поднял глаза и удивленно наморщил лоб.

– Тайя? Мы договаривались о встрече?

– Нет. Извини, что помешала тебе завтракать.

– Не говори глупостей. – И все же он посмотрел на часы. – Что-нибудь съешь? Выпьешь кофе?

– Нет, спасибо. – Она перестала теребить пальцы и села напротив. – Я хотела поговорить с тобой до того, как ты уйдешь на работу.

– Ладно. – Стюарт нанес тонкий слой масла на слегка поджаренный тост, а потом заморгал. – Ты постриглась.

– Да. – Чувствуя себя последней дурой, Тайя подняла руку и потрогала волосы. – Несколько дней назад.

– Тебе идет. Стильная прическа.

– Ты так думаешь? – Тайя почувствовала, что краснеет. «Глупо краснеть от комплимента собственного отца, – подумала она. – Как бы далеки они ни были». – Мама видела мою новую прическу, но, кажется, не пришла от нее в восторг. Я думала, она тебе рассказала.

– Может быть. – Отец слегка улыбнулся и продолжил завтрак. – Я не всегда прислушиваюсь к ее словам. Особенно если она не в духе.

– Это моя вина. И одна из причин, заставивших меня прийти к тебе сегодня утром. Мама зашла ко мне по дороге ко врачу. Получилось довольно неловко. У меня кое-кто был. – Она тяжело вздохнула. – Я была с мужчиной.

– Понятно. – Стюарт сделал паузу, нахмурился и стал размешивать кофе. – Впрочем, не очень.

– Я встречаюсь с одним человеком. Когда он бывает в Нью-Йорке, то останавливается у меня. Мы вместе работаем над одним проектом, в котором участвуют и другие люди. И я… У меня с ним роман, – с несчастным видом закончила она, после чего в комнате воцарилось молчание.

– Тайя, твои личные дела меня не касаются. Однако я надеюсь, что человек, с которым ты встречаешься, достоин тебя.

– Лично я в этом не сомневаюсь, но не уверена, что ты подумаешь так же… А вот мама расстроилась, и я ее понимаю. Я не уверена, что смогу с ней договориться, но попытаюсь. Если это не удастся, я попрошу прощения, но скажу, что не собираюсь подчинять свою жизнь ее вкусам. И твоим тоже. Мне очень жаль.

– Ну… – Стюарт наконец поднял глаза и посмотрел на дочь. – Я никак не ожидал услышать от тебя такие слова. Ты хочешь сказать, что, несмотря на наше неодобрение и даже гнев, ты будешь делать то, что доставляет тебе удовольствие?

– Если называть вещи своими именами, то да.

– Отлично. Наконец-то, черт побери!

– Что?

– Тайя, я так рад, что ты наконец обрела самостоятельность. Твоя мать никогда не могла оставить тебя в покое, а я устранился от твоего воспитания. Ты позволила матери бесцеремонно вмешиваться в твою жизнь. А когда я пытался возражать – правда, не могу сказать, что делал это достаточно решительно, – либо одна из вас, либо вы вместе затыкали мне рот.