Сара Энн сначала нахмурилась, но затем, осмотрев промокшее платье, улыбнулась.

— Ну вот, и я тоже упала, — гордо сказала она, словно речь шла о невесть каком достижении.

— Вижу, — серьезно откликнулась Элизабет. — Ты не ушиблась?

Сара Энн задумчиво покосилась на Элизабет:

— Я потянула лон… лондыжку. Нужно ее перевязать бинтом.

— Обязательно, — старательно скрыла свою улыбку Элизабет.

Скамеечка была низенькой, упала девочка на сено и, конечно же, больше удивилась, чем ударилась. И повязка, конечно, была только предлогом. Так оно и оказалось.

— Вы будете ухаживать за мной так же, как мой папа ухаживал за вами?

Элизабет пошла было навстречу Саре Энн, как до ее ушей донесся стук копыт подъезжающей лошади, а вслед за ним — сердитый голос Бена Мастерса:

— Какого дьявола…

— Я упала, — гордо объявила Сара Энн. — Точь-в-точь как леди Элизабет.

У Элизабет сердце замерло в груди. Никто еще не хотел быть похожим на нее. Никто еще не смотрел на нее с обожанием. Никогда.

Бен обернулся и окинул Элизабет суровым взглядом. Вся его фигура дышала гневом. Но вместо того чтобы как-то попытаться смягчить обстановку, Элизабет неожиданно выпрямилась и с вызовом посмотрела на Бена.

— Она не ушиблась. Просто училась ухаживать за пони…

Бен не слушал ее, она поняла это. Затем Элизабет заметила листья, прилипшие к его охотничьей куртке. Измазанные в грязи, порванные на ноге брюки.

— Что случилось?

Голубые глаза его оставались холодными, просто ледяными.

— Кто-то стрелял в меня.

— Случайно? — прошептала Элизабет, не будучи в силах скрыть охвативший ее испуг.

— Нет, — ответил Бен.

Он не мог больше притворяться. Враг наглел на глазах. Преступник надеялся выкурить их с Сарой Энн из Калхолма. Негодяй совсем потерял голову, время работает против него. Наверняка он вскоре решится на новое покушение. Одна попытка у него сорвалась, но это не значит, что он отступится от задуманного.

— Было несколько выстрелов. Один еще мог быть случайным, но когда рядом с тобой друг за другом ложатся три пули, это уже не случайность.

Элизабет была ошеломлена. Она двинулась было навстречу Бену, протягивая руку, но остановилась и отдернула ее. Она все поняла и содрогнулась от боли. Отшатнулась, так, как если бы Бен на самом деле ударил ее.

За спиной негромко ахнули, и Бен обернулся. Как он мог забыть о том, что Сара Энн слышит их разговор. Бен отвернулся от Элизабет, подхватил на руки Сару Энн и крепко прижал к груди.

— Все в порядке, Ягодка. Ничего не бойся!

— Не уходи.

Ее личико, так горделиво сиявшее всего пару минут назад, сморщилось. Задрожали губы, наполнились слезами большие зеленые глаза.

— Пожалуйста, — голосок ее дрожал от страха.

— Боже всемогущий, — прошептал он, до глубины сердца тронутый ее просьбой. — Я не уйду, Ягодка. Обещаю. Никто и никогда не тронет тебя, и я сделаю все, чтобы со мной тоже ничего не случилось.

— Обещаешь?

— Обещаю, — твердо сказал Бен.

Как же он посмел несколькими неосторожными словами разрушить у девочки иллюзию безопасности?

Сара Энн обняла его за шею. Он на секунду прикрыл глаза и прижал девочку к себе — нежно и крепко, так, чтобы она вновь почувствовала себя надежно защищенной.

За спиной всхлипнули, а затем раздался лай — громкий и сердитый. Когда Бен вновь открыл глаза и обернулся, Элизабет уже исчезла из конюшни. Испарилась — несмотря на больную лодыжку! Генри был еще здесь. Он осуждающе посмотрел на Бена, облаял его на прощание и поспешил следом за своей хозяйкой.

Бен снова прикрыл глаза и прислонился к перегородке, тихо шепча Саре Энн что-то нежное, успокаивающее. А в душе у него в это время бушевал шторм, и успокоить его невозможно было ничем. Бен проклинал себя за то, сколько ужасных, неповторимых ошибок успел он наделать.

* * *

Элизабет, не обращая внимания на больную ногу, спешила к дому. Ей не терпелось укрыться от всего в спасительной тишине своей спальни.

На словах обвинение ей не было высказано, но лучше бы оно прозвучало вслух. Бен думает, что она каким-то образом причастна к направленным в него выстрелам. Боль от этого была такой сильной, что Элизабет из последних сил пыталась сдержать рвущиеся наружу рыдания.

Как только Бен мог подумать, что она каким-то образом — прямо или косвенно — связана с этим подлым преступлением? И как он только может думать, что она хотела принести вред Саре Энн? Потому что и это обвинение, пусть и не высказанное вслух, было обращено к ней. Элизабет вспомнила его рассказ о том происшествии в Эдинбурге. Интересно, Бен и тогда подозревал ее? Так, пожалуй, он может дойти до того, что обвинит ее в убийстве — преднамеренном! — ее неродившегося ребенка.

Она опустилась на краешек постели — той самой, на которой они с Беном занимались любовью. Вернее, она думала, что это любовь. Чувствовала себя красивой и желанной. И сама чувствовала страстное желание — впервые в жизни.

А что теперь?

Из глаз Элизабет хлынули слезы. Так она не плакала никогда — даже когда умер Джейми. Тогда она не плакала от потрясения. Не могла поверить в ту смерть. А затем впала в оцепенение.

Бен Мастерс разрушил это оцепенение, вернул ее к жизни. Более того, показал ей прекрасные, неведомые ей прежде стороны жизни. И вот теперь он разбил ее сердце, разрушил робкие надежды на будущее.

Элизабет потеряла счет времени и уже не представляла, как давно лежит и рыдает на постели. Затем до ее сознания донеслись голоса, и она поняла, что все уже вернулись с охоты и теперь завтракают перед началом скачек. После скачек гости начнут разъезжаться по домам. Правда, некоторые из них, и Дрю в том числе, возможно, задержатся еще на день. Но все равно — еще один-два дня, и она останется в этом доме с Барбарой, Хью и этим человеком, который считает, что она способна на убийство. С человеком, которого она полюбила.

Генри тихонько, осторожно вполз на постель, полагая, очевидно, при этом, что его никто не видит, не слышит и не замечает — и тесно прижался к боку Элизабет.

— Что же мне делать, Генри? — спросила она. Он вздохнул — так, словно всей душой готов был помочь, да только не знал, как это сделать.

Пора. Гости, наверное, уже встают из-за стола. Скоро они начнут заключать пари, а конюхи — седлать лошадей.

Элизабет смахнула с ресниц слезы. Она не доставит такой радости Беннету Себастьяну Мастерсу — не даст ему догадаться о том, что она плакала.

Элизабет решительно встала, умылась холодной водой и позвонила в колокольчик, вызывая Эффи, чтобы та помогла ей одеться.