Кастель окружила свой продвинувшийся до Эльбы отряд оборонительным поясом из орудий дальнего действия и ждала, как отреагирует на ее успехи Мардук. Когда Лоренц и расположившийся под Ильценом Ян Леббок, возмущенные акцией молчаливой воительницы, стали искать Цимбо, узколицый негр как раз вынырнул в Лауэнбурге и спросил саму Кастель, с которой был лично знаком, каковы ее планы. Та ответила: она, мол, будет ориентироваться на достижимые краткосрочные цели. Цимбо пожелал вступить в ее отряд, руководить дальнейшими операциями. Она, даже не изменив выражения лица, отклонила такие претензии. Негр аж захрипел от ярости, но потом взял ее кулачок в руку и, когда Кастель улыбнулась, пожелал ей удачи. Пока Кастель укрепляла свои позиции в Лауэнбурге, Цимбо сумел в такой мере подчинить себе Лоренца и Леббока, что оба они отказались от первоначальной идеи — присоединиться к опасной воительнице. Они делали, что им советовал хитрый негр из Конго. Выдали семьдесят беглецов с фабрик Меки в Берлин, Мардуку (который отправил их к остальным заключенным), спрятали свои военные аппараты, проявляли покорность по отношению к седовласому консулу и сенату. Белоголовый высокий Мардук теперь снова носил при себе оружие, как в начале консульства. Охрана ратуши и его личная охрана были усилены до нескольких сотен человек. Молчаливый негр Лучио Анжелелли занял свой прежний пост.

Над просторными землями, присоединенными к Берлинскому градшафту, Мардук летал вместе с Анжелелли. Они видели вновь перешедшие в наступление огнеметы Люнебургской пустоши, языки огня над Целле, разлившуюся Эльбу в районе, занятом предательницей Анжелой Кастель; видели рассеянные по стране, отчасти уже распавшиеся орды грабителей; крестьян, обороняющихся от соседей. В Ганновере их настигли тревожные известия: объявленная вне закона Кастель готовится к наступлению на Берлин, ее негласно поддерживают гамбуржцы и англичане. Посланница от нее прибыла в Ганновер, чтобы повидаться с Мардуком: в коротком письме Кастель предлагала консулу сложить оружие и покинуть пределы страны — она, мол, не единственная его противница в Бранденбургском градшафте. Это Мардук и сам знал. Но не придавал этому значения. Он, как и Анжелелли, его черный молчаливый спутник, испытывал потрясение всякий раз, когда видел укрытую снегом землю, участки, уже распаханные под поля, людей, роющих колодцы, разрушенные дома и фабрики, а дальше, за границами этой немой непокорной земли, — гигантские западные градшафты, огнеметы в Люнебургской пустоши, разлившуюся близ Лауэнбурга Эльбу. Консула будто пронзала молния, когда он видел такое. Молния боли и счастья: вот они, результаты его трудов!

— Анжелелли, ты знаешь эту Кастель. Самонадеянная баба, которая хочет лишь одного: навязать нам женское господство. До земли ей дела нет. В земле она ничего не смыслит. И в этом плане даже хуже лондонцев, которые хоть что-то кумекают. Но когда Кастель ни ради чего, только ради собственных дурацких амбиций, рискует тем, что будет уничтожена мною или другими, я будто бы должен из щепетильности воздержаться от последнего удара. Ты вот, Лучио Анжелелли, постыдился бы нанести ей удар?

Тот откинул голову, лицо его стало жестким:

— Нет, Мардук.

Мардук взмахнул руками:

— Я тоже не постыжусь!

Часть охранников консула полетела следом за ним в Ганновер. Когда Мардук отдавал распоряжение, чтобы они приземлились в западном пригороде, ему доложили о приходе Ионатана. В задымленном — обогреваемом углем — помещении наполовину сожженной фабрики консул спокойно и серьезно взглянул на своего побледневшего визави.

— Мардук, я три дня тебя искал. Рад, что мы наконец встретились.

— Я тоже, Ионатан.

— Ты спросишь, чего я хочу.

— Нет, не спрошу. Главное, ты пришел ко мне.

— Я, Мардук, ничего от тебя не хочу. Я и раньше ничего не хотел, а теперь и подавно. Я хочу лишь тебя предостеречь. — Ионатан левой рукой заслонил глаза.

Мардук:

— У меня уже была посланница от Кастель.

Бледный забормотал:

— Может, и была. Но на тебя, похоже, это не произвело впечатления. Уезжай из страны!

— Ты тоже принадлежишь к оборотням?

Собеседник консула вздрогнул, потом совладал с собой, расправил плечи:

— Да.

Руки Мардука бессильно повисли. Глаза закрылись. Он, казалось, заснул стоя. А очнувшись увидел, что Ионатан еще здесь. Этот человек, когда-то составлявший все его счастье, даже навязчиво придвинулся ближе. Мардук качнул головой:

— То, что ты говоришь, для меня не новость, Ионатан. Или ты хочешь сказать, что мне следует опасаться тебя?

— Я знаю, меня ты не боишься.

— Нет, не боюсь.

— Я просто предупреждаю: уезжай из страны.

Мардук схватил младшего за грудки:

— И это ты предлагаешь мне? Таким жалким я тебе представляюсь? Настолько чужим ты мне стал?

— Я должен тебя предупредить.

Мардук выдохнул, будто внезапно лишившись сил:

— Обычный оборотень. Зря я тратил слова. Кастель наглая. А уж этот… Не хочу даже называть его имя.

— Мардук, я не чувствую к тебе ненависти.

— Нет? Ты просто используешь против меня оружие? Что же, желаю успехов… Ионатан. Всего хорошего! Тебе! От всего сердца желаю.

— Мне не нужны твои пожелания. Не за тем я пришел. Я предупреждаю тебя, Мардук! Нас много.

Мардук, мрачно:

— Оставь меня. Не говори со мной больше. Когда ты говоришь, я себя презираю.

— Мардук!

— Прочь, прочь! Меня трясет. От того, что ты явился мне на глаза! Что посмел явиться. И для чего? Не для того же, чтобы спасти меня от смерти. У тебя есть возлюбленная. Ступай к ней.

— Послушай, Мардук: сперва ты убил мою мать, но я все равно последовал за тобой… А потом мне пришлось от тебя уйти. Сейчас я тебя предостерегаю. Не надо меня оскорблять.

— Надеюсь, ты не затем пришел, чтобы рассказывать мне о матери? Потому что, Ионатан, это только покажет всю безнадежность твоего жалкого положения. Именно ради матери тебе следовало бы молчать. О ней тебе сказать нечего. Я знаю, она соединила тебя со мной. Сейчас она — против тебя!

Ионатан схватился за горло, застонал, будто его кто-то душил, глаза у него вылезли из орбит:

— Не говори больше ничего, Мардук.

— Не буду. Почему ты мучаешь меня? Почему не уходишь?

— Мне трудно было прийти сюда, Мардук. Я принуждал себя и пришел с чувством стыда. Из-за тебя — и непосредственно от тебя — я когда-то принял безмерные страдания. Ты это знаешь. Но я привязан к тебе. Я не могу тебя просто бросить. Ах, я предупреждаю. Чтобы ты не погиб, не погиб при моем попустительстве. Я прошу, умоляю. Умоляю прислушаться к моим словам. Я умоляю. Умоляю, Мардук!