Аминадаб и Малхиша пожали плечами. Они ослабили тетиву на луках, закинули за спину колчаны и направились к Гибе, обсуждая по дороге свою стрельбу. Моца хотел всё-таки сбегать за улетевшими в поле стрелами Янахана.

— Не надо, — твёрдо остановил его царевич. — Догоняй братьев. Я сам пойду за стрелами, прогуляюсь.

Подождав некоторое время, он отыскал в поле стрелы и при близился к лесу. Тут зашуршали кусты тамариска, посыпались с кремнистого холма камни-окатыши.

Янахан обернулся, а к нему уже подходил с улыбкой взлохмаченный бледный Добид. Подойдя, он пал на землю перед царевичем. Янахан поднял его. Они расцеловались по-братски. Добид заплакал. Он понимал, что Саул не собирается его помиловать. Обняв его, заплакал и Янахан, чувствовавший со дня победы Добида над Галагом горячее и бескорыстное влечение сердца к этому смелому пастуху.

— Знай: от царя не будет тебе пощады. Здесь я ничего не могу сделать. Иди с миром и не попадайся его лазутчикам. Укройся подальше от этих мест. — Янахан держал руку на плече Добида, глядя на него с сожалением. — Поклянёмся именем бога, говоря: «Господь да будет между мной и тобой, и между родом моим и твоим». Если суждено мне принять царствование, то ты станешь напротив моего сердца. Если нет, не суди меня и прости.

Добид трижды поклонился Янахану, поднялся на холм и зашагал к лесу. Сквозь густую листву скальных дубов он видел, как его друг возвратился в город.

Прошедшая ночь истомила юношу опасной тишиной и тревожным мраком. Надежды на перемену в злобном намерении царя теперь не было. Однако человек всегда надеется на лучшее, на удачу, на чудо. И напрасно. Удача приходит лишь после тяжёлых испытаний. А чудо манит сердце, притупляет ум и нашёптывает о несбыточном до конца.

Добид выбрался на узкую тропинку, взбегавшую по крутым склонам и петлявшую между жёлто-пепельных глыб. Подрагивая под тяжестью пчёл, берущих нектар, пряно пахли мимозы. Они светились от множества зелёных и жёлтых мух. Сквозь их назойливое жужжание какой-то смутный далёкий звук словно околдовывал слух. Добид почему-то направился в сторону этого звука. Он вышел на поляну и увидел того, кто однажды уже представал ему среди безлюдных просторов.

Небесное существо стояло, глядя на заходящее солнце. Просвечивающий сквозь бледно-фиолетовое одеяние стан и полураскрытые перисто-малахитовые крылья слегка шевелились в воздухе, как будто ангел не стоял на земле, а парил над ней на расстоянии в пол-локтя. Добид замер в позе покорности, стараясь не смотреть на нечеловечески прекрасное лицо, повёрнутое к нему из потока золотых волос. И раздался голос, напоминавший одновременный, негромкий аккорд нескольких арф.

— Пережди эту ночь, — сказал ангел. — С рассветом пойди на восход. Увидев впереди город, войди в него. Не бойся. Ты избежишь преждевременной смерти. Жизнь твоя продлится долгие годы.

Чувствуя, как слёзы застилают глаза, Добид ещё ниже наклонил голову. Так он находился достаточное время, чтобы сосчитать трижды по сто.

Порыв тёплого ветра овеял его густым запахом диких роз. Когда он решил наконец поднять взгляд, то никого уже не увидел. Впрочем, высоко в меркнущем воздухе плавно удалялась большая светлая птица. И чем дольше юноша провожал её взглядом, гем больше она напоминала плывущую среди пепельного неба звёздочку, которая в какое-то мгновение ободряюще мигнула ему и исчезла.

Ночь Добид просидел, прислонившись к стволу старого дуба. У правой руки он на всякий случай положил недавно срезанную толстую палку. Левую держал на рукояти меча. Дерюжный плат спасал его от ночной прохлады. Где-то внизу, в ущелье, слышались многоголосый плач и завывание шакалов.

Однажды изгнаннику показалось, что кто-то безмолвным и крупный медленно к нему приближается. Неясный силуэт остановился неподалёку, вздыхая и неподвижно глядя светящимися испуганными глазами.

Добид напрягся, приготовив палку и меч. Но приблизившийся во мраке не напал на него. Он удалился так же тихо, как и появился. Светящиеся глаза пропали в густой чаще кустарника Добид сообразил, что это был безобидный олень.

Лес в ранний утренний час благоухал свежестью и ароматическими смолами. Юноша шёл в указанном ему направлении. На краю горного леса его окружило бесплотное, сумрачно редеющее пространство. Это рассеивался туман перед восходом солнца. Когда оно показалось малиново-золотым краем, он увидел внизу, посреди суровой каменистой равнины, городок: прижавшиеся боками домики с плоскими крышами и башни по углам городской стены.

Старые, искарябанные и треснувшие ворота уже открыли. Пастухи гнали на травянистые холмы семенящих чёрными копытцами белых и пёстрых овец. Несколько женщин с кувшинами отправились к обложенному плиткой источнику. Двое молодых парней с топорами за ремённым поясом тянули за повод ослов: видимо, дровосеки спешили по прохладе в лес.

Добид осторожно вошёл в город, неуверенно приглядываясь к нескольким двухэтажным домам, стоявшим отдельно и окружённым булыжной изгородью. Неожиданно калитка в изгороди отворилась. Соблюдая строгий порядок, из неё появились седобородые старцы и мужчины средних лет в светлых одеждах с короткими льняными ефодами поверх одежд. По этим ефодам и наголовникам с зелёными полосками он определил, что это жрецы-левиты.

Первым достойно выступал человек с выделяющимися скулами и тёмным цветом лица. В квадратной бороде его белела пятнами седина. Он опирался на посох, напоминавший посох первосвященника Шомуэла. Жрецы и служки, следовавшие за ним, пели утробными голосами молитвы, предохраняющие от случайного отравления, от острия стрелы и злого глаза. Этими молитвами они не особенно отличались от жрецов ханаанских богов, но в конце каждого заклинания взывали к единому и всемогущему Ягбе.

Процессия остановилась, потому что главенствующий левит с удивлением воззрился на юношу в дерюжном плаще. Он вспоминал, где он видел эти серые глаза и некруто вьющиеся белокурые с рыжиной волосы. Овальное лицо с правильными чертами было по-юношески миловидно и слегка золотилось на подбородке пушистой порослью. Путник не отличался высоким ростом и могучим сложением, однако в его стройности и осанке ощущалось нечто значительное. Ногам его в красоте и соразмерности позавидовала бы женщина; кисть смуглой руки невелика, но это была бесспорно рука воина. Путник поклонился, прижав ладонь ко лбу.

— Мир тебе, почтенный, — произнёс он мягким голосом. — Как называется этот город?

— Это город Номба, здесь находится левитское братство и постоянный алтарь Ягбе. Я возглавляю братство священников, а имя мне Ахимелех. Тебя же я узнал, не напрягая памяти, потому что присутствовал в войске, когда ты, доблестный юноша, победил огромного пелиштимца. С тех пор, я слышал, царь возвеличил тебя. Ты ведь стал его тысяченачальником.

— Да, это правда. Я — Добид из Бет-Лехема, зять царя Саула.

— Но почему ты один? — Ахимелех отступил на шаг, пребывая в некотором смущении. — Где твои сопровождающие, слуги и воины? Почему ты одет, как бедный козопас, а не царский зять?