Третий и последний ряд обвинений касался государственной измены — здесь обвинение было по большей части косвенным, основанным на умозаключениях и исходило, как мы знаем, из факта подозрительных связей генерала с осужденными или находящимися под судом шпионами и предателями. Однако имелись также показания двух свидетелей, утверждавших, что обладают неопровержимыми доказательствами шпионской деятельности Сухомлинова против России. Одним из этих двоих был Александр Машек, другим — некий Франц Мюллер.

Машек, этнический чех и австро-венгерский подданный, в 1901 году перебрался в Киев ив 1911 году получил российское подданство. Большую часть своей взрослой жизни он провел, мотаясь туда-сюда между Россией и Австро-Венгрией. В 1908 году он в очередной раз вернулся в Киев, где недолгое время служил в разведке Киевского военного округа, куда был принят, вероятно, благодаря своему знанию языков. В начале войны он был переводчиком при штабе контрразведки 10-й армии, однако скоро попросился на фронт и вступил в добровольный чехословацкий стрелковый полк, созданный под покровительством России.

В феврале 1916 года в штаб контрразведки 3-й армии, к которой был приписан чехословацкий полк, поступили донесения от солдат этого полка о том, что Машек — давний австрийский агент и провокатор, многие годы осуществляющий слежку за чешскими националистами как в Австрии, так и в России. В мае Машек был арестован и допрошен военной полицией. Несмотря на то что твердых доказательств против него было недостаточно, штаб 3-й армии счел его личностью подозрительной и потенциально опасной и уже в мае отправил в административную ссылку в Сибирь3.

Весьма вероятно, что о Машеке никто никогда бы уже не вспомнил, не начнись расследование дела Сухомлинова. В июле 1916 года Машек отправил сибирским военным властям рапорт, своевременно препровожденный к сенатору Кузьмину, в котором утверждал, что истинной цепью его ссылки было воспрепятствовать ему дать показания об измене бывшего военного министра, о чем он имел сведения из первых рук. Ответом на письмо был перевод Машека из Сибири в Минск, где в течение сентября его подробнейшим образом допрашивали4.

Машек сообщил, что с 1908 по 1913 год служил агентом киевской военной разведки и подчинялся непосредственно полковнику А.А. Самойло. По словам Машека, в 1908 году ему стало известно, что генерал В.А. Сухомлинов, в то время глава Киевского военного округа, на самом деле австрийский шпион. Неназванные агенты из российской военной разведки, проникнувшие в австрийское военное министерство, обнаружили свидетельствующие об этом документы, о чем и сообщили Машеку. Впрочем, у Машека был и кое-какой личный опыт, подтверждавший изменническую деятельность генерала. Машек клялся, будто дважды своими глазами видел, как Сухомлинов тайно входил в австрийское консульство, переодевшись кучером. Также в середине декабря 1908 года Машек лично был свидетелем того, как генерал посещал дом некоего Поляка, состоятельного колбасника и «чеха-ренегата». Машек добавил, что приблизительно за месяц до аннексии Австрией Боснии-Герцеговины (23 сентября / 6 октября 1908 год а) Сухомлинов тайно встречался в Киеве с австрийскими официальными лицами, нелегально прибывшими из Перемышля5.

Потом, конечно, Сухомлинов оставил Киев и перебрался в Петербург, чтобы возглавить Генеральный штаб, и Машек больше не имел возможности наблюдать за деятельностью генерала — однако утверждал, что располагает другими в высшей степени важными и секретными сведениями об австро-венгерском шпионаже в России, которыми он еще ни с кем не делился. Ему, например, было известно, что еще в довоенное время немцы держали в Варшаве специальную «конспиративную квартиру», соединенную отдельной телеграфной линией непосредственно с кабинетом кайзера. Он также утверждал, что способен пролить свет на загадочный провал ценнейшего русского агента в Австрии полковника Альфреда Редля. В 1913 году Редля сдал австрийской полиции глава Киевского охранного отделения, о чем Машек, к сожалению, не смог Редля вовремя предупредить. Именно тогда Машек оставил службу в российской секретной службе, опасаясь, что сам может стать очередной жертвой влиятельных предателей, окопавшихся в Киеве. Машек добавил, что поручения, выполнявшиеся им во время войны, позволили ему быть в курсе многих других разведывательных операций Центральных держав — в штабе российской 3-й армии служит по меньшей мере двадцать восемь австрийских шпионов — так, во всяком случае, он уверял6.

Если Машек выдавал себя за преданного России офицера разведки, павшего жертвой зловещего плана изменников родины, то Франц Мюллер был свидетелем совсем иного сорта. В сентябре 1915 года во время выполнения шпионского задания на русской территории были схвачены два австрийских шпиона, Покет и Якубец. Суд над обоими и казнь Покета вполне предсказуемым образом воздействовали на Якубца, пообещавшего, если ему сохранят жизнь, рассказать русским все, что ему известно об австрийской разведке, в частности раскрыть имена австрийских агентов. Среди тех, на кого он указал, был некий венгр по имени Сан-Кирали, работавший под вывеской парикмахера в Тарнополе. Контрразведка немедленно арестовала Сан-Кирали. При обыске в его квартире было обнаружено немалое количество свидетельств его виновности, в том числе фотография Сан-Кирали в австро-венгерской военной форме. Документы эти были ему предъявлены, и он сознался в шпионаже. Однако говорить подробнее отказался до тех пор, пока не получит твердых гарантий того, что, во-первых, не будет казнен и, во-вторых, ему позволят выехать в Бразилию, где, по его словам, он до войны служил военным инструктором. Все это ему было вскоре обещано, и Сан-Кирали получил новое имя, «Франц Мюллер» — это было сделано для того, чтобы австрийская разведка не смогла определить личность нового информатора русских, а также чтобы оградить его от будущей мести австрийцев.7

Информация, сообщаемая Мюллером, сперва казалась в высшей степени заслуживающей доверия, с ее помощью было раскрыто несколько австрийских шпионских сетей, из которых одна базировалась за стенами католического монастыря в Тарнополе (в оккупированной русскими Восточной Галиции), а во главе другой стоял прапорщик Погорецкий из штаба российской 9-й армии. Полезные откровения Мюллера убедили в его искренности многих, в том числе шефа разведки 9-й армии подполковника Б.П. Петровича, не сомневавшегося в том, что Мюллер/Кирали «действительно офицер австрийской службы, очень опытный и ловкий в деле разведки»8.

Однако со временем Мюллер необычайно занесся. Он стал утверждать, что служил не скромным австрийским оперативником, а старшим офицером австрийского Генерального штаба и что он с 1908 года был допущен к секретнейшим данным австрийской разведки и контрразведки. Доверие к нему начальства простиралось столь далеко, что он был одним из двух офицеров, получивших личный приказ Конрада фон Хётцендорфа, главы австрийского Генерального штаба, арестовать полковника Редля. Доверие это проявилось также в том, что он был выбран посредником для контактов с германской секретной службой. Находясь в этой должности, он посетил некое собрание в Берлине, на котором шла речь о сорока восьми важнейших немецких агентах в России. Одним из них был генерал П.К. Ренненкампф, позже командующий 1-й армией, которая так неудачно вторглась в Восточную Пруссию в 1914 году. Другим был ни много ни мало сам военный министр Сухомлинов. Сан-Кирали пояснил, что осторожные немцы не сносились с министром напрямую, а пользовались услугами десятка посредников, которые забирали поставляемые Сухомлиновым документы и передавали ему деньги, которые тот требовал в качестве вознаграждения. Сан-Кирали утверждал, что имел доступ ко многим из этих документов, поскольку их изучение составляло часть его подготовки к будущей работе под прикрытием в Галиции. Более того, немецкие начальники однажды дали ему в руки все досье на генерала Сухомлинова, в котором, как запомнил Кирали, содержались дословные записи разговоров военного министра с Николаем II9.