Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он поднес чашку к губам, широко раскрыл рот и залил все еще дымящуюся черную жидкость в рот. Марта сделала судорожный вдох от ужаса, от нехватки воздуха, от страха, что произойдет нечто, о чем она еще не знает. И она не замечала струю, хлынувшую из его рта, до тех пор, пока теплый кофе не ударил ей в лицо.
Ослепленная, она повернулась, поскользнулась на кофе, ударилась коленом об пол, но поднялась и рванула к входной двери, перевернув за собой стул, чтобы задержать его, при этом часто моргая, чтобы смахнуть кофе с глаз. Марта схватилась за ручку двери и рванула ее на себя. Заперто. Он запер на французский замок. Она услышала скрип шагов у себя за спиной, схватила большим и указательным пальцем задвижку, но больше ничего сделать не успела, потому что он ухватил ее за ремень и потянул назад. Марта упала на четвереньки. Она пыталась кричать, но у нее получалось только тихо скулить. Шаги. Он встал перед ней. Но она продолжала стоять на четвереньках и не хотела смотреть вверх, не хотела смотреть на него. В детстве ей не снились кошмары с иссиня-черными мужчинами, но она видела мужчин с собачьей головой. И она знала, что, если посмотрит наверх, именно такого человека она и увидит. И она опустила глаза вниз, на острые носки ковбойских сапог.
– Да?
– Харри?
– Да.
– Я не была уверена, правильный ли у меня номер. Это Нина. Из «Шрёдера». Я знаю, что сейчас полвторого, и прошу прощения, что разбудила тебя.
– Я не спал, Нина.
– Я звонила в полицию, но они… да, они были здесь и уже ушли.
– Не волнуйся, Нина. Что случилось?
– Это насчет Марты, новой официантки, которую ты видел, когда был здесь в последний раз.
Харри вспомнил засученные рукава рубашки и нервное рабочее возбуждение девушки.
– И что с ней?
– Она пропала. Я пришла сюда незадолго до полуночи, чтобы помочь ей с кассой, но здесь никого не оказалось. А вот дверь была не заперта. Марта аккуратная девушка, и у нас был уговор. Она не просто ушла, не заперев дверей. Она не отвечает на телефон, и ее парень говорит, что домой она не приходила. Полицейские проверили «скорую» и больницу, и ничего. Женщина-полицейский сказала, что такое происходит постоянно, что люди исчезают странным образом, а потом появляются спустя несколько часов с убедительными объяснениями. И чтобы я позвонила, если Марта не объявится в течение двенадцати часов.
– Мм… Они говорят правду, Нина, и они следуют определенной процедуре.
– Да. Но… алло?
– Я здесь, Нина.
– Когда я убирала и собиралась закрывать, то обнаружила, что кто-то написал кое-что на скатерти. Кажется, помадой. Как раз такого цвета, какой пользуется Марта.
– Вот как. Что там написано?
– Ничего.
– Ничего?
– Как будто просто кружочки. Формой похожи на букву «В». И нарисованы они на твоем месте.
Три часа ночи.
Рык сорвался с губ Харри и заметался между голыми стенами подвала. Харри смотрел на железную штангу, которая могла вот-вот сорваться и раздавить его. Его жизнь отделяли от штанги только его дрожащие руки. С последним усилием он поднял килограммы до самого верха, и блины зазвенели, ударяясь друг о друга, когда он опустил штангу на подставку. Он лежал на скамейке и тяжело дышал.
Он закрыл глаза. Слишком поздно для Авроры. Слишком поздно для Марты. Но он должен сделать это ради тех, кто еще не стал жертвой, кого еще можно спасти от Валентина.
Ведь он делает это ради них, да?
Харри взялся за штангу, ощутив железо мозолями на руках.
«То, для чего тебя можно использовать».
Так говорил его дедушка. Все, что тебе надо, – это то, для чего тебя можно использовать. Когда бабушка собиралась рожать отца Харри, она потеряла так много крови, что акушерка вызвала врача. Дедушка, которому сказали, что он ничем не может помочь, не в силах слушать стоны жены, вышел на улицу, запряг лошадь в плуг и стал пахать. Он гнал лошадь вперед кнутом и криком, и эти звуки заглушали вопли, доносившиеся из дома, и даже сам толкал плуг, когда верная, но старая лошадь начала шататься в упряжи. Когда крики роженицы прекратились и доктор вышел из дома и сообщил, что мать и дитя выживут, дедушка упал на колени, поцеловал землю и поблагодарил Бога, в которого не верил.
В ту же ночь лошадь упала в хлеву и умерла.
Сейчас в кровати лежала Ракель. Молча. А он должен был принять решение.
«То, для чего тебя можно использовать».
Харри поднял штангу с подставки и опустил ее на грудь, сделал глубокий вдох, напряг мышцы и закричал.
На часах было 07:30. В воздухе висел мелкий дождь, когда Мехмет, собираясь перейти улицу, обратил внимание на человека, стоящего перед «Ревностью». Человек сложил ладони в форме бинокля и приложил их к окну, чтобы лучше видеть, что происходит внутри. Первой мыслью Мехмета было то, что это Даниал Бэнкс пришел ни свет ни заря, чтобы потребовать очередной взнос, но, подойдя ближе, Мехмет увидел, что этот человек выше ростом и к тому же белокур. И ему пришло в голову, что это, должно быть, кто-то из старых клиентов-алкашей вернулся назад. Наверное, надеется, что заведение по-прежнему открывается в семь утра.
Но когда мужчина повернулся в сторону улицы и затянулся торчащей во рту сигаретой, он увидел, что это полицейский, Харри.
– Доброе утро, – сказал Мехмет, вынимая ключи. – Жажда?
– И это тоже. Но я пришел с предложением.
– Что за предложение?
– Такое, от которого можно отказаться.
– Тогда мне интересно, – ответил Мехмет, пропустил полицейского в бар, зашел следом за ним и запер дверь.
Он включил свет за барной стойкой.
– На самом деле это хороший бар, – сказал Харри, положил локти на стойку и втянул в себя воздух.
– Хотите купить? – сухо поинтересовался Мехмет, наливая воду в джезву, особую турецкую кофеварку.
– Да, – ответил Харри.
Мехмет рассмеялся:
– Ваше предложение?
– Четыреста тридцать пять тысяч.
Мехмет нахмурился:
– Откуда такая сумма?
– От Даниала Бэнкса. Я встречался с ним сегодня утром.
– Сегодня утром? Но сейчас только…
– Я рано встал. И он тоже. То есть мне пришлось разбудить его и вытащить из постели.
Мехмет посмотрел в налитые кровью глаза полицейского.
– Образно говоря, – сказал Харри. – Я знаю, где он живет. Я позвонил в дверь и сделал ему предложение.