Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На Москву уже опустилась ночь. Машины понеслись по улицам на предельной скорости.
– Куда ты? – не понял Костромин.
– По Кольцевой быстрее получится, – ответил Тобако.
Ему приходилось то и дело посматривать в зеркало заднего вида и сбрасывать скорость. Грузовик явно не приспособлен для гонок с «БМВ».
– Ходко бегает... – сказал генерал, хлопнув ладонью по передней панели.
– Двигатель собран по спецзаказу нашей организации, – пояснил Костромин.
Тобако правильно выбрал путь, отправившись сначала в противоположную сторону. Петляя по улицам Москвы, добираясь до противоположного конца ее, они потеряли бы уйму времени. Но, оказавшись на Кольцевой дороге, машины уже ехали со скоростью, какую позволял им развить двигатель грузовика.
– Пробуй, пробуй ему дозвониться... – настаивал Тобако.
Костромин снова набрал номер на «сотовике», который из рук так и не выпускал.
– Бесполезно...
– Должна быть связь...
– Если у них там не поставили генератор... – с чего-то вдруг сказал Александр.
– Генератор? – переспросил Костромин.
– Как здесь глушили, так же глушат и там.
– Кто? – не понял генерал.
– Если бы знать – кто...
Кольцевая дорога при езде на предельной скорости показалась совсем короткой. Скоро машины свернули на Пятницкое шоссе.
– Сто сорок шестой километр! – сказал Костромин.
– А что там?
– Там проходит аукцион, ради которого Салдуев приехал в Москву.
– Какой аукцион?
– Некий химик продает рецепт того наркотика, который вводили вашей дочери.
– Но это же... – у Сомова перехватило дыхание. – Вы понимаете, что будет, если к боевикам попадет эта штука!
– Мы понимаем. И ради этого мы все здесь, и именно этим делом мы здесь заняты, – сказал Тобако.
Костромин тем временем все набирал и набирал номер Доктора.
– Занято! – воскликнул наконец.
И тут же подал музыкальную трель «сотовик» Андрея.
– Слушаю. Да, Доктор! Мы к тебе едем. С нами машина альфовцев, что там у вас? Так... Так... Какой бой? Кто их обложил? Понял... Мы подъедем все равно. Ладно. Как скажешь. Ждем тебя.
Он убрал трубку и сбросил скорость.
– Дайте отбой парням... – подсказал Тобако генералу. – Там уже все заканчивается. Салдуева обложили и не дают подняться. Скоро или возьмут, или прикончат.
– Кто обложил? – не понял Костромин.
– Доктор говорит, что «всякие пьяные полковники, которым давно пора спать...».
– Какие пьяные полковники? – не понял генерал.
– Давайте отбой. Я объясню.
Сомов стал связываться с группой. Грузовик снизил скорость и остановился. Остановился и «БМВ».
– Они могут возвращаться, товарищ генерал. А мы вас, по случаю юбилея, до дома доставим. Только мы дождемся машину с Доктором. Он скоро подъедет.
Генерал дал команду грузовику. «КамАЗ» начал разворачиваться, а «БМВ» переехал на встречную полосу и встал, оставив включенными габаритные огни.
– Что там произошло? – почти в унисон спросили Костромин и Сомов.
– Доктор звонил сегодня полковнику Мочилову из спецназа ГРУ, – повернулся Андрей к Костромину.
– Помню. Звонил...
– Полковник сказал, что он пьян и ложится спать...
– Сказал.
– Этот аукцион, как понял Доктор из разговора с Мочиловым, ловушка ГРУ для Руслана Салдуева. Персональная. Совершенно нечаянно в нее попал и Али аль-Кайдан. К нему у ГРУ свои претензии. Короче, спецназ обложил группу Салдуева. Со всех сторон.
– А что со Стасом-химиком? – поинтересовался Басаргин.
– Приедет Доктор, будем выяснять...
День выдался необычайно жарким. Чуть ли не самым жарким днем за все лето. Бесшумный кондиционер в гостинице ЮНЕСКО нагнетал легкий ветерок, но Доктор Смерть на ветерок внимания не обращал, он отчаянно и со вкусом потел. И продолжал пить горячий, парящий зеленый чай.
– Что вы смеетесь, глупошлепы? – басил он в ответ на насмешливые взгляды. – Я так прочищаю себе капиллярную систему. В самую жару самый горячий зеленый чай. Пейте, и будете здоровыми, как я. Ни одна зараза не пристанет, когда капилляры чистые.
Легче всех жару переносила Александра. Она, в отличие от мужа, даже газетой не обмахивалась. Тобако же, поставив кресло ближе к окну, открытым ртом демонстративно ловил струю воздуха из кондиционера. Пил и не мог напиться...
– Пришел, – сказал Басаргин.
Костромин открыл дверь своим ключом. Печальное лицо не предвещало праздника.
– Здесь у вас рай земной по сравнению с улицей... – сказал чуть не с завистью.
– И на чем вы порешили?.. – спросил Тобако, мало интересуясь райскими прелестями.
– Ни на чем. Они и разговаривать со мной не хотят. Одно и то же повторяют и не желают слушать моих аргументов. Даже то, что я русский и не могу желать зла своей родине – даже это их не убеждает. Станислав Борисович Головин – гражданин России. Сделал свое открытие, работая в государственном оборонном предприятии, используя государственное оборудование и в рабочее время. Следовательно, его работа принадлежит государству, и государство не собирается расставаться с тем, во что оно вложило деньги и силы. Попытка продать результаты своего труда третьим лицам, в соответствии с российскими законами, влечет за собой уголовную ответственность, и потому в настоящее время Станислав Борисович Головин находится в следственном изоляторе. Мера пресечения, выбранная ему, – содержание под стражей. Одновременно прокуратура инкриминирует Головину измену Родине и пытается приплюсовать сюда же террористическую деятельность. Я не имею таких сил, чтобы заставить ГРУ согласиться на международный контроль за «тибетцем». Таким образом, наша миссия полностью провалилась.
– Не полностью, – не согласился Тобако. – Пусть и взяли они Салдуева сами, но мы предотвратили другой теракт, не допустили распространение героина, зараженного СПИДом. Это тоже большой успех.
– Все это так... – согласился Костромин, тяжело вздохнул и улыбнулся. – А теперь о хорошем. Отчет, что я отправил позавчера, одобрен Исполнительным комитетом. Есть маленькие шероховатости, которые вызвали раздражение начальства, но без этого не бывает. Дальше... Александр утвержден в должности. Сегодня утверждение должно пройти последнюю инстанцию – у президента России. После этого, я думаю, и погода в Москве наладится... Потому что факт назначения и утверждения обязательно надо отпраздновать, а какой праздник в такую жару... Поздравляю, Саша!