13 и 14 июля, когда Багратион переправлялся через Днепр, 1-я армия имела ряд жарких арьергардных дел при Островне и Какувячине. Здесь особенно отличился своим упорством арьергардный IV корпус графа Остермана (приказавшего «стоять и умирать»). Урон каждой стороны по 4000. Барклай полагал, что Багратион идет к нему через Могилев, и решил выждать 2-ю армию под Витебском.

15 июля к Витебску подошел Наполеон, и генеральное сражение сделалось неизбежным. Однако в ночь на 16-е Барклай получил от Багратиона известие о движении 2-й армии на Смоленск. Это совершенно изменяло обстановку, и Барклай немедленно же приказал 1-й армии сняться с биваков и отступать тоже к Смоленску (французы были обмануты разложенными кострами). Отступление это вызвало всеобщее неудовольствие и ропот в войсках.

22 июля обе русские армии соединились у Смоленска, пройдя — 1-я армия 560, 2-я — 750 верст в месяц с небольшим (38 дней) и с боями. «Радость обеих армий была единственным между ними сходством, — вспоминает про этот день в своих записках Ермолов. — 1-я армия, утомленная отступлением, начинала роптать и допустила беспорядки, признаки упадка дисциплины. Частные начальники охладели к главнокомандующему, и нижние чины колебались в доверенности к нему. 2-я армия явилась совершенно в другом духе! Звук неумолкаемой музыки, шум не перестающих песен оживляли бодрость воинов. Исчез вид понесенных трудов, видна гордость преодоленных опасностей, готовность к превозможению новых. Начальник — друг подчиненных, они — сотрудники его верные! По духу 2-й армии можно было думать, что пространство между Неманом и Днепром она не отступая оставила, но прошла торжествуя. Какие другие ополчения могут уподобиться вам, несравненные русские воины? Верность ваша не приобретается мерою золота, допущением беспорядков, терпением своевольств. Не страшит вас строгая подчиненность, и воля государя творит героями, когда перед рядами вашими станет подобный Суворову, чтобы изумилась вселенная». План Наполеона потерпел полную неудачу.

Наполеон не преследовал Барклая от Витебска и даже не последовал за ним, а занялся устройством и приведением в порядок своих масс. Поход длился всего месяц, серьезных боев не было, а из строя уже выбыло свыше трети всего состава! Средняя величина перехода не превышала 17–18 верст, но и это оказалось чрезмерным для «массовой» армии. Белоруссия и Литва кишели толпами отсталых и дезертиров, занимавшихся мародерством, заболеваемость была высокой, дисциплина заметно ослабела. Правда, отсеивались физически и морально худшие элементы, и армия, уменьшаясь количеством, тем самым как бы выигрывала в качестве. Бедность края и отсутствие ресурсов сказывались пагубным образом на довольствии войск. Значительная часть лошадей (особенно в обозах и артиллерии) пала от бескормицы, приходилось спешивать конные части. В половине июня в главных силах при переходе через Неман числилось 301 000, а в половине июля на меридиане Днепра оказалось 185 000… Великая армия, подобно всякой «массовой» армии, носила в себе зародыш собственной гибели, и в кампании 1812 года начало объясняет нам конец.

В то время как центр Наполеона продвигался за двумя ускользавшими русскими армиями с Немана на Днепр, на северном и южном флангах полчища в июле месяце произошли первые бои.

Часть первой победы в эту славную войну выпала на долю Тормасова, предпринявшего удачный поиск на Кобрин, где он 15 июля захватил врасплох и заставил положить оружие бригаду разбросавшегося саксонского корпуса Ренье. У Тормасова было 12 000 и 30 орудий. Наш урон 259 человек. Саксонцев перебито до 1500 и взято в плен 2500, при 4 знаменах и 8 орудиях. На выручку Ренье пошел австрийский корпус Шварценберга, и 31 июля 40 000 австро-саксонцев атаковали 18 000 Тормасова при Городечне. Тормасов держался весь день и отступил к Луцку, не оставив врагу никаких трофеев. После этого на Волыни, как бы по взаимному молчаливому соглашению, установилось затишье (австрийцы, действуя из-под палки, боевого задора отнюдь не обнаруживали, Тормасов же берег войска). К половине сентября на Волынь стали прибывать войска Дунайской армии адмирала Чичагова — и Шварценберг благоразумно отретировался к Бресту. По соображениям дипломатического характера, повелено вернуть австрийцам захваченные у них павлоградцами 4 штандарта.

Следует отметить, что крепость Бобруйск, занятая 10-тысячным гарнизоном и блокированная французами, пять месяцев успешно держалась в тылу армии Наполеона, сообщения которой благодаря этому были расстроены.

Барклай оставил у Полоцка I корпус Витгенштейна прикрывать петербургское направление. Наполеон отправил на Двину два корпуса: 2-й Удино и 10-й (прусско-французский) Макдональда, которым велено перерезать сообщение Витгенштейна со столицей. Удино переправился через Двину, но в упорном трехдневном сражении под Клястицами (18, 19 и 20 июля) потерпел поражение. Под Клястицами сражалось 23 000 русских против 24 000 французов. Наши потери 4500, у французов убыло 5500 (1000 пленных). Кульнев преследовал по собственной инициативе до Боярщины, зарвался и был отражен, причем поплатился жизнью. При Полоцке 18 000 Витгенштейна сражалось с 35 000 французов. Наш урон 5000, у французов столько же и 2 орудия.

Макдональд ограничился всю кампанию вялыми действиями против Риги. В подкрепление Удино двинут 6-й (баварский) корпус Сен-Сира, объединившего после ранения Удино в своих руках командование северной группой французов (35 000 против 18 000 русских). Витгенштейн пытался действовать наступательно, но в первом сражении под Полоцком (5 и 6 августа) не имел успеха. С прибытием на Двину из Финляндии корпуса генерала Штейнгеля наше положение на северном фронте значительно улучшилось (к началу октября у нас здесь было 40 000 против 28 000 неприятеля).

По соединении обеих русских армий в Смоленске, Барклай де Толли мог располагать 140 000 сабель и штыков при 650 орудиях. Он сознавал, что при превосходстве сил Наполеона шансы на победу чрезвычайно невелики, потеря же генерального сражения угрожает армии гибелью, а всей стране неисчислимыми бедствиями. Поэтому русский главнокомандующий решил «заматывать» неприятеля движением вглубь страны, пока нашествие не достигнет своего стратегического предела. С каждой верстой к востоку силы французов должны были таять — силы русских крепнуть, — следовательно, рано или поздно, должен настать момент, когда силы противников сравняются, а затем перевес перейдет на русскую сторону — и Великой армии и ее вождю наступит конец…

Этого расчета не хотели понять ни армия, ни общество, ни государь, требовавшие битвы сейчас же и во что бы то ни стало.

Их давлению пришлось уступить, и Барклай выступил 26 июля из Смоленска к Рудне, надеясь застать силы французов еще разбросанными. Казаки Платова имели в тот день лихое конное дело при Молевом Болоте. Однако наступления своего Барклай до конца не довел и, остановившись в двух переходах от Смоленска, простоял пять дней, выясняя обстановку.

А обстановка не замедлила сложиться критически. Наполеон, приведя в порядок свою армию и узнав о