— Давай-ка, негативы сравни, — попросила я, испытывая некоторую неловкость из-за того, что мне приходится эксперта учить его работе.

— Зачем негативы-то?

— Слушай, проведи со мной ликбез, — сказала я дипломатично. — Расскажи, чем образуются следы пальцев рук на поверхностях.

— Вот это другое дело, — оживился эксперт. — Слушай и запоминай. Руки человека постоянно покрыты потожировыми выделениями, которые при контакте с поверхностью и оставляют на ней след, соответствующий рельефу папиллярных линий.

— Подожди, — уточнила я, — а что такое папиллярные линии?

— Ну, Швецова, — изумился он, — ты и этого не знаешь? А туда же…

— Отвечай.

— Значит, так, папиллярные линии — это такие гребешки на коже. Возвышения такие.

— Минутку. Значит, следы пальцев остаются при контакте в первую очередь этих возвышений с поверхностью?

— Ну-у… да, — признал эксперт.

— А если бороздки между ними заполнены какой-то жидкостью, то на поверхности может остаться отпечаток не папиллярных линий, то есть возвышений, а бороздок?

— Ну-у… В принципе, да.

— Так что ж ты, урод, зная, что след кровавый, не использовал негатив?!

Эксперт схватил негативы снимков следа с двери парадной и впился в них глазами, после чего откинулся на стуле и довольно сказал:

— Точно. Если считать, что след образован жидкостью, заполнившей межпапиллярные промежутки, то сходство и общее, и в деталях. Ну, ошибся, признаю, ты только начальству не говори, ладно?

— Ошибки надо не признавать, — процитировала я известный фильм, — их надо смывать. Кр-ро-вью.

— Смоем! Чьей? — пошутил эксперт.

Значит, все-таки Антоничев, думала я, выходя из экспертного управления. Где же его искать? Сегодня по телевизору покажут его фотографию. Главное, чтобы начальство не разнюхало, что мы на самом деле ищем лицо, приближенное к президенту. Тогда всему конец. Вот и Синцов не может развернуться как следует, потому что и так изворачивается, скрывая, на кого на самом деле заказываются оперативно-розыскные мероприятия. Потом ему попадет так, что мало не покажется, при любом исходе, даже если мы все раскроем.

Идя по улице, я машинально отметила, какая стоит хорошая погода, и если на следующей неделе я буду посвободнее… Но тут же оборвала сама себя — — на следующую, более свободную неделю я рассчитываю уже лет пятнадцать, сколько работаю в прокуратуре. Так и жизнь пройдет, как прошли Азорские острова, тут я Маяковского очень хорошо понимаю. Пообедать я, конечно, не успевала, поэтому купила на улице мороженое и сгрызла его на ходу, естественно, уляпавшись с ног до головы.

Остановившись, я кое-как стерла пятна с одежды, но руки стали противно липкими, и я стала рыться в сумке, ища, обо что можно вытереться.

На глаза мне попалась какая-то бумажка, сложенная вчетверо, и перед тем как использовать ее в качестве салфетки, я решила проверить, не записано ли на ней что-то важное. Развернув бумажку, я прочитала собственные каракули: «Порча шестилетней давности… мужчины на „А"… Проблемы в субботу — от пиковой дамы в пятницу…» и долго соображала, что это за абракадабра. А когда сообразила, то вся похолодела. Зря Стелла тогда сказала, что я забуду про боль в ноге. Я забыла не только про боль в ноге, но и про пиковую даму в пятницу. Надо же быть такой идиоткой…

Быстро проверив свою наличность, я убедилась, что покупка жабы не подорвала безнадежно мой бюджет, и того, что есть в кошельке, хватит, чтобы добраться до прокуратуры на такси. Я махнула рукой и остановила машину.

* * *

Влетев в прокуратуру и пронесясь, как вихрь, до своего кабинета, я распахнула свой сейф, достала и пошвыряла на стол все дела об убийствах женщин и стала рыться в бумажках, не обращая внимания на людей, заглядывавших в неприкрытую дверь. Конечно, слишком много совпадений на квадратный километр, как говорит шеф.

Убийство бомжихи: в непосредственной близости от игорного стола, за которым режутся в домино.

Убийство старушки Шик: в руках у нее был брелок, представляющий собой игральную фишку.

Убийство театральной художницы Базиковой: на трупе лежит программка спектакля «Пиковая дама».

Убийство Анжелы Погосян: на шее девушки был платок с изображением игральных карт.

Убийство Людмилы Ивановой: совершено в подъезде, на окнах которого нарисованы игральные карты.

Убийство Жени Черкасовой: оно связано с остальными убийствами Жениным рисунком и картами в подвале.

И, наконец, убийство Риты Антоничевой: перед моими глазами стояла парадная с двумя статуями, на спине одной из которых был нарисован бубновый туз.

Вот он, почерк. И все это на фоне пагубной страсти Антоничева к карточной игре. И существования в его прошлом каких-то игорных притонов. И некоего человека, их содержавшего. Который разбился на машине. С чего это мы взяли, что он разбился насмерть? Прав был шеф, говоря, что если я считаю несколько преступлений серией, то проверять нужно одежду всех потерпевших. Тогда и жильцов дома, где найден труп, проверять надо сплошняком, не отмахиваясь от человека только потому, что он инвалид; а что, инвалид не может быть организатором? Где, черт побери, справка о жильцах дома, в подвале которого был обнаружен труп Черкасовой? Я стала рыться в бумагах, разбрасывая ненужные документы в разные стороны. Найдя справку, я отыскала нужную строчку: инвалида, проживающего на третьем этаже, звали Евгений Леонардович Трубников. И бывшая жена Антоничева говорила про Евгения…

Ни Синцова, ни Кораблева, ни, на худой конец, Лешки Горчакова не было на месте. Я плюнула и поскакала в адрес сама. Поднимаясь по лестнице на третий этаж с колотящимся сердцем, я испытала чувство, среднее между возбуждением и страхом. А потом подумала — зачем я иду в эту квартиру? Он откроет мне дверь, и что я ему скажу? Просто посмотрю на него? Пока я обдумывала, что мне делать, я оказалась перед дверью нужной мне квартиры, и при взгляде на нее все вопросы отпали сами собой. Квартира была опечатана двумя печатями — жилконторы и местного отделения милиции.

Выйдя на улицу и уняв бешено колотящееся сердце, я секунду подумала, куда идти сначала — в милицию или в ДЭУ? И выбрала жилконтору. К счастью, техник, обслуживающий нужный мне участок, была на месте и охотно мне рассказала, что Евгений Леонардович был чудесным человеком, они его очень жалели, потому что он мог передвигаться только в инвалидной коляске — последствия автомобильной катастрофы, но при этом он был жизнерадостным, интересным человеком, столько всего занятного рассказывал!

— Отчего ж он умер? — спросила я.

— Ой, так жалко его, — покачала головой техник. — Он с собой покончил. Вены перерезал. И то понятно, его в последнее время боли мучили, уже лекарства не помогали.

— А как нашли-то его? Он ведь жил один? И когда это случилось?