– У-у-у! Ну, на твой пиар у меня денег не хватит. Сам пробивайся.

– Пробьюсь! – гордо вскинул голову Елизар.

Бардак в автобусе царил страшный. На полу – грязь, кровавые следы, сваленные в кучу автоматы и пистолеты. Большую часть прохода занимал мотоцикл. Воняло кровью, потом, коньяком, псиной и грязной мартышкой. Мы опять остались живы в смертельной игре под названием «Путешествие на Алтай». Мы мчались вперёд, и я уже потеряла счёт времени, которое оставалось у нас, чтобы спасти семью Жака Бреля. Но самое главное – мы опять были все вместе, и можно было, наконец, во всём разобраться.

Я подошла к Гаспаряну, который сидел по-турецки возле кучи оружия. Закрыв глаза, он раскачивался вперёд-назад и тихонько мычал.

– Гансик, – сказала я, погладив его по плечу. – Ты опять съел капсулы?

– М-м-м, – отрицательно замотал Ганс головой.

– Они у тебя во рту?! – догадалась я.

– М-м-м, – кивнул Гаспарян.

– Тогда… – Я не рискнула подставить руку, вытащила из сумки платок и сунула его Гансу под подбородок. – Тогда выплюнь, Гансик, дрянь эту! Выплюнь!

– М-м-м, – замычал Гаспарян, склонившись над платком, но ничего не выплюнул.

– Ты что, издеваешься? – Бизя подскочил к Гансу, схватил его за плечи и начал трясти изо всех сил. Голова у Гаспаряна заходила ходуном, как у тряпичной куклы. – Опять ваньку валяешь?! Плюнь!! Плюнь, я сказал!!

– Стой, сынку, – остановил Бизю дед. – Стой, я тебе говорю! У парня нервный срыв, заклинило его, вот он рот и не может открыть! На войне такое бывает.

– М-м-м-м, – интенсивно затряс головой Ганс, – м-м-м!

– Что же делать-то? – схватился за голову Глеб. – Опять всё заново началось – капсулы внутри у Ганса, и их никак нельзя достать! Что делать-то?! – заорал он.

– Эх, жалко последний коньяк Янке споили! – вздохнул Сазон. – Сейчас через нос бы ему залили, мигом бы спазм сняло!

– М-м! – испуганно отшатнулся Ганс.

– Надо ему ножом зубы разжать, – посоветовал Мальцев и взял со столика большой кухонный нож, которым мы резали хлеб.

– М-м-м! – замотал головой Ганс, и в глазах его заблестели слёзы.

– Нужно его ледяной водой окатить! – крикнул из кабины Дэн. – Мигом все спазмы пройдут!

– Где б её только взять-то, ледяную воду? – растерянно огляделся Бизя. – Может по голове тяжёлым ударить? Рот от удара раскроется…

– Не говори ерунды, – перебила я. – Не у всех голова такая железная, как у тебя, да и не факт, что рот откроется.

– Не факт, – согласился Бизя.

– М-м-м, – Гаспарян закатил глаза и стал падать на автоматы.

Сазон вскочил и подпёр его кулаком в спину.

– Замучили пацана! Сейчас ведь сглотнёт! Что потом делать? Вместе с капсулами монголам его отдавать?!

– Открой рот!! – заорала я, чувствуя, что сдают нервы. – Открой, а то хуже будет!

Ганс молча заплакал. По его щекам градом покатились крупные, прозрачные слёзы. Я почувствовала такую усталость, что даже не смогла испытать жалость к этому, в сущности, маленькому ребёнку.

– Когда у скота случаются спазмы, – вкрадчиво сказал Адабас, – ему делают так: «Ха-а-а!!» – заорал он, склонившись над Гаспаряном, и со всей дури ударил в бубен.

Ганс вздрогнул, зажмурился и упал на спину.

– По-моему, он описался, – сказал дед.

– Во всяком случае, Яна точно описалась, – поморщился Мальцев, снимая с мокрого плеча мартышку.

К нам, хромая, подошёл Герман, поднял Ганса за плечи и, заглядывая ему в глаза, проникновенно сказал:

– Выплюнь, дружок, эту гадость, а то импотентом останешься!

Ганс икнул, покраснел, разжал челюсти и сплюнул Герману на ладонь чёрный слюнявый комок.

– Сработало! – захлопал в ладоши дед. – Подействовало!!

– Такое на кого хочешь подействует, – философски заметил Мальцев, снимая мокрую рубашку и пристраивая её сушиться на руль мотоцикла.

– Раз, два, три, – принялся пересчитывать Герман Львович капсулы. – Тут ровно семнадцать.

– Положите капсулы в платок, – жёстко приказал Бизя Герману.

Абросимов молча ссыпал добычу и вытер мокрую руку о штанину. Он старался не смотреть на нас. Бизя завязал платок узелком и спрятал во внутренний карман джинсовой куртки. – Ты молодец, Ганс, – сдавленным от волнения голосом, сказал он. – Ты молодец! Скажи только, почему ты опять… снова… сунул капсулы в рот?

– Так это… спасти их хотел! Вы же сами, Глеб Серчеич, сказали, что из-за этих капсул в Бельгии могут погибнуть люди. А я как в заложниках побывал, так многое понял. Вы правильно, Глеб Сергеич, учили, что дороже человеческой жизни ничего нет! Меня знаете, как похитили? На мобильник позвонили и сказали, что бабушка при смерти! Я в чём был, на дорогу выскочил, даже телефон в автобусе впопыхах оставил! Начал попутку в обратном направлении ловить… тут меня и сцапали!

– Молодец, – погладил его по голове Глеб. – Пять тебе по истории, ОБЖ и физре! И по поведению пять!

– Вы только не забудьте об этом! – искренне обрадовался Ганс.

– А вы немедленно должны объясниться, Герман Львович! – Бизя в упор посмотрел на Абросимова. – При всех!

Герман отвёл глаза и уставился в окно. Он молчал.

Я видела, как на виске у него неритмично пульсирует жилка.

– Отпустите! – заорала откуда-то Лаптева. – Убийцы, отпустите меня!

– Мы давно заподозрили, что среди нас есть предатель, – тихо сказал Бизон. – Давно! И подозревали именно вас! Как у вас оказались капсулы? Вы же знали, что от них зависит наша жизнь и жизнь бельгийцев! Но вы спрятали их! Нашли, спрятали и молчали!

– Глеб, он стрелял в самого Борисова, – напомнила я. – Он спас тебя!

– Ещё непонятно почему он это сделал! Вы обязаны объясниться Герман Львович! В этой истории и так много вранья, предательства, гнусности и убийств! А тут ещё вы со своим воровством! Где вы нашли капсулы? Почему не сказали нам? Решили сами нажиться и поэтому стреляли в своих подельников?!

Герман, хромая, дошёл до откидного сиденья и сел на него.

– Мне нечего вам сказать, – мрачно сказал он. – Пока нечего.

– Ему нечего нам сказать, – повторил Глеб мрачно и вдруг заорал во всю глотку: – Ему, гаду, нечего нам сказать! Да ты… да ты… Это ты убил Оскара Васильевича и Марию Ивановну! – выдохнул он обвинение Абросимову прямо в лицо. – Ты! Никто не видел, что ты делал там, в операторской! Никто не заметил, как ты заходил в интернат, когда все сидели перед беседкой в Бобровниково! Ты убийца, грабитель и вор!! Это ты пробил бензобак! Ты притворялся слабым, стеснительным, нелепым ботаником, а сам… Ты подлый гном!