– Хватит, – сказала она и шагнула назад, качая головой. – Так нельзя – не здесь, не сейчас. – Внезапно ей стало холодно. Она пятилась от Бена. – Ты хотел фото, мы найдем его где-нибудь. Постой тут, я поищу.

– Я пойду с тобой и помогу, – сказал он, направляясь к двери.

– Нет, ты лучше ступай и последи за огнем. Еще не хватало, чтобы там все погасло, – отрезала она. Нет-нет, никаких романов. Это неправильно, ведь ее ребенок лежит в мерзлой земле.

Перескакивая через ступеньки, она взбежала наверх. Чемоданы хранились в верхней спальне, в них складывали всякий ненужный хлам. Флорри не стала бы убирать вещи Сильвии на сырой чердак, где протекает крыша. Миррен просмотрела один за другим каждый ящик в спальнях: одежду, рубашки, старое постельное белье. Заглянула под кровать – может, там было что-то спрятано возле горшков. Флорри непременно убрала бы все аккуратно и разумно.

Почему, ах, почему она никогда не спрашивала у Флорри, где дочкины платья и куклы? Ведь надо было их хранить, брать с любовью в руки, прижимать к сердцу. Какой слепой идиоткой она была. Когда она пила, ей было наплевать на все, кроме виски. Нужно было, чтобы пришел мужчина, добрый знакомый, и напомнил ей, как нехорошо убирать с глаз фотографии с ее красавицей дочкой и никому их не показывать.

В Миррен бурлила энергия, когда она выдвигала каждый ящик комода. Потом она решила, что Флорри взяла все с собой, все вещички ребенка, так, на всякий случай. Возможно, она отдала их какому-нибудь нуждающемуся ребенку в деревне и не сказала ей.

Больше смотреть было негде. В гардеробах и комодах тоже не было сокровищ, именно сокровищ, потому что теперь она знала, что это ее сокровища, так бессовестно брошенные.

– Я не могу ничего найти, – зарыдала она, показавшись в дверях, и внезапно обессилела от огорчения. – Ничего не осталось. Флорри поверила моим словам и уничтожила все. По моей вине. Прости, но ничего не осталось.

Все расплылось, она безутешно рыдала. Бен крепко обнял ее, и она с облегчением уткнулась в его плечо.

– Мы их найдем. Никто ничего не уничтожал. Я знаю Флорри. Возможно, она убрала все подальше от тебя, но наверняка хранит их до того дня, когда ты сможешь взглянуть на них.

– Я так устала, – всхлипывала Миррен.

– Я приготовлю нам питье, мы посидим у огня и подумаем, где еще поискать. А где те старые альбомы, где фотографии затмения и дедушки в «Газете»?

– Там, где обычно, на полке в гостиной, – пробормотала она. Место известное. Они опять захватили свои кружки в гостиную и просмотрели все полки, иногда останавливаясь и любуясь фотографиями Джо и Ади. И тогда она вспомнила про папину жестяную коробку с почтовыми открытками с фронта и снимками Пэдди Гилкриста в военной форме и мамочки с Грэнтли. Куда же она делась?

Фотографии важная штука, особенно фото их семьи, размышляла она. Вот эти снимки напомнили о затмении солнца, вон на них и Джек еще парнем, и Ади, и Том с Флорри. Когда видишь их, чувствуешь, что вы одна семья. Неправильно было прятать фото Сильвии. Она такая же часть этой старой фермы, как и сама Миррен. Пока живы она и остальные родные, Сильвия будет жить в их памяти. Но где же еще искать?

Бен старался помочь, смотрел под лестницей, во всех уголках, но безрезультатно.

– Иди-ка лучше спать, милая моя. Утро вечера мудренее.

– Утром будет некогда. Я должна найти их сейчас. Ох, что же я ни разу не спросила у Флорри? Какая глупость с моей стороны!

– Не глупость. Просто еще было не время, а теперь оно настало, и я рад, что немножко прояснил наши отношения. Мириам, ты бываешь очень упрямая, когда у тебя возникает какая-нибудь идея. Ты набрасываешься на нее, будто петух на зерно. Я подожду.

– Джек не позволил мне назвать дочку Мириам, и я дала ей имя Сильвия. – Миррен вздохнула.

– Она была стопроцентная Йевелл, совсем как ты и все остальные Мириам-из-Долины. Мы даже нарядили ее так… Ох, нет-нет! – Бен замолчал, увидев, как она покачала головой. – Извини.

– Нет… постой… Ну-ка!.. Вот где я еще не смотрела! – проговорила она, расхаживая по комнате.

– Ты говоришь загадками, Миррен, – сказал он, не понимая ее волнения.

– Это там!.. У нас есть одна вещь, которую все Мириам передают друг другу. Гляди! – Она остановилась перед резной дубовой шкатулкой и, затаив дыхание, медленно расстегнула замки и подняла крышку. – Они здесь! Ой, Бен, они все здесь, в шкатулке Мириам!

Она брала фотокарточки в рамках и без них и с облегчением прижимала к груди. Потом села и заплакала. Бен снова прижал ее к своей груди и плакал вместе с ней.

– Какая я была глупая. Едва не потеряла ее во второй раз из-за своего упрямства. Держи меня, а я еще раз посмотрю на нее. – Сквозь пелену слез они оба глядели на детское личико. – Когда же меня отпустит эта боль?

– Никогда, милая, но лучше делить боль с кем-то, чем нести ее в одиночку. Наша Сильвия нашлась. Поставь ее на видное место, чтобы все видели, какая она была красивая и милая девочка. По-моему, это лучшее, что мы можем сделать.

– Я так рада, что ты вернулся, – прошептала она. – Ты ведь пока не уедешь, правда?

– За кого ты меня принимаешь, за мазохиста? Три шага от дома, и я провалюсь в снег и исчезну без следа, – засмеялся он, вытирая ей слезы своим старым носовым платком.

– Я не это имела в виду, – вздохнула она.

– Знаю, но я помогу тебе наладить хозяйство, и только потом уеду. Обещаю тебе. А ты выбери для меня фотокарточку, ладно?

– Хорошо, выберу.

Миррен сидела в гостиной и рассматривала каждый снимок. В войну пленка стоила дорого, поэтому фотографий оказалось не так много, как она надеялась, но вот маленький портрет, сделанный в Скарпертоне, был по-прежнему в серебряной рамке. В конверте лежало ее свидетельство о рождении. Вот сумочка с серебряными трехпенсовиками и чайная ложка, подаренная кем-то на дочкины крестины. А вот темный детский локон, намотанный на катушку от ниток: маленькие вещицы лежали целые и невредимые в шкатулке Мириам. А на дне лежали старые папины снимки и почтовые открытки; все ее бесценные сокровища были целы.

До сих пор она никогда не обращала внимания на старую дубовую шкатулку. Ну, стояла она тут и стояла… Мириам любовно дотронулась пальцами до резьбы, понимая, что отныне ни за что не расстанется с ней. Возможно, когда-нибудь даже передаст ее другой Мириам. Здесь ее прошлое, но, пожалуй, и будущее. Ведь она еще молодая, здоровая и самостоятельная. Может, для нее наступила пора опомниться и оглядеться по сторонам?

Она улыбнулась, подумав о тяжелых сугробах, загородивших боковую дверь, и о больших ледяных туннелях на дворе. Сейчас речь идет о ее выживании, а завтра она попытается спасти то, что осталось от ее несчастной отары.

Рокот одномоторного самолета услышал Бен. Сначала он звучал вдалеке, но потом стал приближаться, нарушая снежное безмолвие. Любопытство заставило его проскрести лед на окошке в своей спальне и поискать в небе черную точку. Внезапно самолет снизился и сбросил листовки. Миррен стремительно выскочила на улицу и побежала их собирать.