Когда в 1848 году во Франции разразилась революция, русский императорский дом пришел в ужас. Монарх предпринял многочисленные репрессивные меры против собственных интеллектуалов. Проблема революции представлялась в Петербурге чисто властно-политической. Находившийся в Европе в изоляции император стремился продемонстрировать прочность русского самодержавия. Никто другой не обрисовал с такой точностью точку зрения императора, как тогдашний цензор русского Министерства иностранных дел Тютчев: «Уже давно в Европе есть только два настоящих силовых центра – Россия и революция… Между ними невозможны никакие переговоры, никакие договоры, существование одной одновременно означает смертный приговор для другой». Вторжение России в 1849 году в Венгрию и союз Австрии, Пруссии и России для освобождения Польши, казалось, еще раз возвратили дух «Священного союза», но в действительности нанесли ему окончательный смертельный удар, потому что еще более углубили могилу западноевропейских конституционных государств. Даже в Пруссии король в 1848 году вынужден был снимать шляпу перед павшими на баррикадах в дни Мартовской революции, а в герцогстве Саксен-Веймар-Айзенахском великая княгиня Мария Павловна прятала от собственной полиции разыскивавшегося композитора Рихарда Вагнера.

В России, напротив, началось «мрачное семилетие» – семь лет, до смерти Николая I, в которые было задушено общественное мнение. Это годы чрезвычайно отчетливо продемонстрировали общественно-политическую дистанцию между склонными к парламентаризму западноевропейскими нациями и самодержавными государствами Восточной Европы. Они подчеркнули намечающуюся слабость самодержавной системы как целого.

Но самую низшую точку правления Николая I характеризует Крымская война. В войне речь шла о господстве над проливами и старой русской мечте – убрать Турцию с политической карты. У западных держав антитурецкие планы Николая нашли немного сочувствия. В 1853 году Россия заняла княжества Молдавию и Валахию, Турция выразила протест, и Россия объявила Блистательной Порте войну. После первых боев в ноябре 1853 года на помощь султану поспешили Англия и Франция. Отчаяние Николая было глубоким. Ни одно европейское государство не поддержало священный «русский крестовый поход» против «неверных». Поражение следовало за поражением. Русский император не видел выхода. Он сам привел страну к безысходности.

В конце 1854 года Николай в состоянии растерянности отправился в Гатчину. Он приехал совсем один в уединенный замок – место его собственной изоляции. Еще однажды он побывал в Петербурге, а 18 февраля 1855 года умер. Никаких страданий, никакой болезни, никаких исполненных предчувствия видений, никакого спора за наследование престола. Сын Александр Николаевич вступил на престол как Александр II. Хотя Александра Федоровна уже много лет была больна и слаба и никогда не была той сильной, оформившейся и неудобной личностью, какую представляла собой ее свекровь Мария Федоровна, она была искренне привязана к своему супругу. Внезапная и одинокая смерть Николая I еще более пошатнула ее здоровье. Необходимы были новые поездки на мягкий юг на отдых. Зиму 1857 года императорская вдова провела в Ницце и Риме. Двумя годами позже она отправилась на курорты в Бад Эмс и Швейцарию.

Все было бесполезно. 19 октября 1860 года Александра Федоровна спокойно уснула в Царском Селе. С ней умерла терпеливая, без политических амбиций, мать. Жизнь Александры Федоровны подтвердила наметившуюся тенденцию: после великих женщин-правительниц XVIII века Мария Федоровна доказала государственно-политическую компетентность и открыла для династии ворота в немецкие и западноевропейские дворы шире, чем это когда-либо удавалось Екатерине II. Ее дочери Мария и Екатерина активно развивали эту политику. Вдовствующая императрица Мария Федоровна добилась того, чего не был в состоянии добиться Павел I. В династическом отношении она действовала политически грамотно. Елизавета и Александра оставили как есть факт существующих династических отношений. Они возвратились к сфере семьи, отведенных им задач в образовании и благотворительности, к искусству, культуре и литературе, а также к необходимым представительским обязанностям. Они исполняли свои обязанности незаметно, дисциплинированно, самоотверженно и одновременно ангажированно. Ни Елизавета, ни Александра не были личностями ранга Екатерины II или Марии Федоровны. Александра никогда не противоречила мужу и считала правильным то, что он делал. Создавалось по меньшей мере впечатление, что ее личность полностью растворилась в супруге.

Когда Николай умер, дочь Мария плакала, а императрица утешала ее: «Господь взял твоего отца к себе и избавил его от ужасного будущего». Перед лицом поражения России в Крымской войне это замечание свидетельствовало о глубоком политическом понимании момента. Александра никогда не забывала об унижениях, которые причинили Пруссии и ее королевскому дому Франция и Наполеон. В ее присутствии нельзя было говорить на французском языке. Николай I любил жену. Однако деспотический император любил в ней верное эхо, которым он сделал ее на протяжении лет, хотя она и была надменной прусской принцессой.

В поисках общего и особенного в жизни русских императриц XIX века новый интересный вариант находят в Марии Александровне, принцессе Максимилиане Гессен-Дармштадтской. Мария Федоровна как вдовствующая императрица приобрела собственный государственно-политический профиль. Елизавета тихо терпела свой брак и самоотверженно хранила верность. Александра полностью, без собственного тщеславия, подчинилась супругу. Несмотря на восторженный брак по любви, гессенская принцесса Максимилиана – после нескольких счастливых и проведенных в гармонии лет – в атмосфере «мрачной набожности» оказывала пассивно-консервативное сопротивление «царю-освободителю» и его программе реформ, так что император, жизнь которого находилась перманентно под угрозой повторяющихся покушений, искал утешения в любовных отношениях и обратился к княгине Екатерине Долгорукой, на которой он после смерти Марии Александровны женился вопреки воле детей.

Александр родился в Санкт-Петербурге 17 апреля 1818 года. Правил тогда его дядя Александр I. Великий князь Николай Павлович еще не играл политической роли в Российской империи. Спустя семь лет Николай взошел на престол. Накануне восстания декабристов 14 декабря 1825 года мальчику сообщили, что он является наследником престола Российской империи. Днем позже он слышал отдаленную канонаду, и его привезли в Зимний дворец. Он видел, как его отец, запыхавшийся и непреклонный, прибыл с Сенатской площади, где в декабристов стреляли картечью. Александр видел появление отца – в два метра ростом, в парадном мундире. Он сам был одет в гусарский мундир. На него накинули орден Святого Андрея Первозванного, и едва придя в себя, он уже стоял во дворе. Гвардейский батальон дворцовой стражи присягнул на верность победоносному императору и наследнику престола. Он был свидетелем тревоги, ночью, в Зимнем дворце. Это вступление в официальную жизнь империи он не забывал никогда.