Одного свидания мне хватило, чтобы я понял, что не забыл Мэйси и не смогу жить без нее дальше, как надеялся.

Меня беспокоило, что она так и не закончила настенную роспись в офисе. Каждый раз, проходя мимо по коридору, я смотрел на джунгли, на всех этих забавных попугаев, маленького жирафа и думал о Мэйси.

Все в ее жизни тоже напоминало неоконченную картину. Благие намерения, но ни одного дела, доведенного до конца. То одно, то другое непрерывно отвлекало ее от завершения. Видимо, это перешло и на отношения с людьми, и я был для нее еще одним незавершенным проектом, брошенным вместе с фреской.

Может быть, причина кроется в ее детстве? В наших продолжительных телефонных разговорах, когда мы болтали обо всем по нескольку часов, она всегда неохотно рассказывала о семье. Домашние проявляли мало терпения к необычному складу ее характера, ее оригинальности. И не интересовались ее занятиями. Единственным человеком в семье, понимавшим ее, была бабушка. Я тоже полюбил Мэйси, такую изменчивую и импульсивную, но не мог докопаться до истинной причины того, что заставляло ее бросать неоконченными все свои проекты. Почему уходила от людей, боясь серьезных отношений?

В первую неделю августа Линда, увидев, как я стою и рассматриваю фреску, спросила:

— Хочешь, я найду кого-нибудь закончить картину за Мэйси?

— Нет, спасибо.

— Забавно. Взяла и пропала, но почему?

— Забавно? Есть другие слова.

Я пошел к очередному пациенту.

— Перед тем как ты войдешь, хочу предупредить, что это необычный пациент.

— Спасибо за предупреждение.

У нее на лице было странное выражение, я не мог понять, в чем дело. Не спрашивая больше, решил посмотреть сам.

Я вошел и увидел Харви, расположившегося в кресле для пациентов.

— Харви! — Я был поражен.

— Я, как все прочие, предварительно записался. — И он вызывающе скрестил на груди руки.

— Напоминаю вновь, что я педиатр.

— А я напоминаю, что пришел в назначенное время. И вы не можете отказать мне в помощи.

— Нет, конечно.

Если уж Харви ищет помощи у медиков, я сделаю все, что в моих силах. Надо показать его специалисту, сам отвезу его. Я уже успел полюбить этого старика, как и Мэйси, а может быть, сильнее. Потому что никогда не бросил бы его так, как сделала она.

— Вам лучше успокоиться.

— Все так плохо? — пошутил он.

Он упоминал, что испытывает иногда боли в груди, и я подозревал, что дело в его сердце, хотя он не выглядел хуже, чем в первый день нашего знакомства.

Я взял стетоскоп.

— Давайте сначала я вас послушаю.

— Я здесь не из-за моего сердца.

— Ладно, — я отложил стетоскоп, — тогда зачем вы здесь?

Он немного помедлил с ответом. Потом так и пригвоздил меня к стулу пронизывающим взглядом.

— Мэйси вернулась.

Хорошо, что в этот момент я сидел. На мгновение потерял дар речи. Потом спросил:

— И когда это случилось?

— Пару дней назад. Она плохо выглядит.

— Ах так… — Я старался принять равнодушный вид; хотя с языка у меня готово было сорваться множество вопросов, я не хотел, чтобы Харви заметил мою заинтересованность.

Старик хмуро и выжидающе смотрел на меня, но я уже давно не боялся его грозного вида.

— Она похудела так, что дальше некуда. — Он поджал неодобрительно губы и покачал головой. — Кожа да кости.

— Очень сожалею. — И действительно это было так. — Куда она ездила?

— К друзьям, они живут по ту сторону гор. Недалеко от Уинатчи.

Она никогда не говорила о друзьях из Уинатчи. Интересно, кто там живет — мужчина или женщина?

— Я рассказал, как вы с месяц околачивались около ее дома.

Лучше бы он этого не делал, но, тем не менее, хотелось узнать ее реакцию.

— И?.. — сухо спросил я.

Вряд ли я его одурачил своим показным равнодушием, но моя гордость не позволяла мне говорить иначе.

— Она ничего не сказала.

Что ж, я этого ждал.

— Сэмми был рад, наверное, — продолжал я.

— И она ему тоже. Они целый день просто не отходили друг от друга. Не понимаю такой любви.

— Она его спасла, Сэмми это ценит. И что тут непонятного?

— Да я о Сэмми и этих ее кошках. Можно подумать, они всегда были его лучшими друзьями. Они просто облепили бедного пса, и он стоял гордый, вне себя от счастья, пока они вились вокруг него. Никогда не поверил бы, если бы не увидел собственными глазами.

Я невольно улыбнулся. Пока не было Мэйси, я был сам не свой. И вот она вернулась. Я строго напомнил себе, что ее возвращение теперь не имеет значения. Не должно иметь.

— Итак? — спросил Харви.

— Итак — что?

— Вы собираетесь ее навестить?

— Ни в коем случае.

— Почему нет?

— Не я сбежал от нее.

— Это вас не останавливало первую неделю. Вы практически жили около ее дома или в моем доме. Несколько раз я выпроваживал вас домой уже ночью.

— Это было раньше.

Он прищурился.

— Раньше — до какого времени?

— До того, — парировал я, — как опомнился от наваждения. И вновь обрел себя.

Он медленно покачал головой.

— Мне кажется, вы как раз потеряли себя.

— Мэйси имеет привычку убегать, как только столкнется с трудностями, неприятностями. Я не собираюсь бегать за ней, Харви. Если она меня любит, придет сама.

Он потемнел.

— Даете ей время?

— Да. Месяц. И теперь решать ей.

Ему это не понравилось, но он, видимо, не собирался спорить. Думаю, он говорил с Мэйси и выяснил то, что я уже знал. Она была натурой деятельной, жизнерадостной и полной кипучей энергии, но боялась длительных отношений, боялась любви. Если она недостаточно меня любила, чтобы переступить через свои страхи, мои поступки и слова сейчас будут бесполезны.

— Вы оба доставляете мне больше забот, чем заслуживаете. — Он недовольно фыркнул.

— Не сомневаюсь.

Я понимал и ценил усилия, которые ему пришлось предпринять, чтобы попасть ко мне на прием. Он знал, что это будет не телефонный разговор. Он должен был видеть мое лицо, мою реакцию. Хотел знать, принесли ли его хлопоты результаты, смогут ли снова соединить нас с Мэйси.

— Хотите, я осмотрю вас? — Впрочем, ответ я знал заранее. И, не ожидая его, снова взял стетоскоп. — Раз уж вы платите за визит, надо, чтобы не зря тратили деньги.