Абель был в отчаянии, какого никогда не испытывал прежде. Он барахтался в море, его бросало из стороны в сторону, и напрасно он пытался найти хоть что-нибудь, за что можно было бы зацепиться. Он то захлебывался, то взлетал вверх на гребне вала, то кружился в водоворотах, отплевываясь и жадно глотая воздух.

Наконец Абель понял, что сдаться на милость стихии – единственное, что ему остается. Тело еще долго носило по волнам, вертело и метало, все быстрее и быстрее, так что мысленно Абель уже готовился к смерти. Но внезапно стихия успокоилась, и он почувствовал, что лежит на берегу с закрытыми глазами.

Абель долго не решался поднять веки, а когда наконец сделал это, Эстрид в сером пальто убегала от него прочь по лесной тропинке.

Она петляла между соснами, не оборачиваясь. Абелю не стоило большого труда ее догнать. Но когда он схватил ее за плечо, сам удивился словам, которые будто сами собой полились у него изо рта. Абель упрекал Эстрид, что она его обманула и предала в тот момент, когда он больше всего в ней нуждался.

Но Эстрид отвернулась от него и на этот раз.

Она не хотела его видеть и отказывалась слушать о его одиночестве, ее глаза смотрели холодно и равнодушно.

И тут Абелю захотелось ее ударить, и он скрестил на груди руки, чтобы не дать им воли. Эстрид повернулась к нему лицом. Она стояла перед ним в распахнутом пальто, в ярких лучах весеннего солнца, и Абель впервые заметил на ее руках царапины от веток. Он сам себя обманул, ответила Эстрид. А она готова была отдать все ради того, чтобы он остался дома.

А теперь она болтается, словно подвешенная на нитке кукла – одинокая и в то же время несвободная. Каждое его письмо для Эстрид – глоток воздуха, но он балует ее все реже.

И оставляет все меньше надежды.

Жизнь течет мимо Эстрид, как грязный ручеек, и нет в ней ни радости, ни счастья. Тоска, одиночество и вечное ожидание – вот все, что дал ей Абель.

Абель был потрясен.

Он стоял, прислонившись к сосновому стволу, и вдыхал свежий запах хвои. Эстрид права, он разрушил ее молодую жизнь. Абель прикрыл глаза. Когда же он открыл их снова, Эстрид не было рядом. Именно в тот момент, когда ему захотелось обнять ее, поцеловать в бледную щеку, Эстрид исчезла.

Он видел, как она убегала от него по голому весеннему полю, мимо рощицы молодых березок и елей. Земля под ее ногами была еще мерзлой, с желтыми пятнами листвы, оставшейся с прошлой осени. Вскоре Эстрид превратилась в мелькающую на фоне леса едва заметную серую тень.

Некоторое время Абель еще держал в руке ее фотографию. Потом карточка выскользнула из пальцев и упала на цементный пол. Абелю стало трудно дышать. Он встал, вытащил бутылку джина и зажег над столом масляную лампу.

Абель пил. Он понял, что с Эстрид никогда больше не будет как прежде.

Но прошло еще некоторое время, прежде чем он признался себе в этом вслух.

Трижды брался Абель за письмо Эстрид и каждый раз разрывал листок в клочья. При этом он пил горький джин, который растекался по его телу подобно жидкому пламени.

Наконец Абель понял, что ему нечего сказать Эстрид, и тут перед его глазами возникло лицо Анны – женщины с глазами цвета морской волны, дочери капитана, и Абель решил написать ей.

Ему давно не приходилось так откровенничать с матерью. «Мой отъезд был ошибкой, – признавался Абель. – Ты должна знать, мама, что в последнее время я часто думаю о смерти. Если что и привязывает меня к жизни, так это мысли о тебе и папе…»

Закончив письмо, Абель еще долго сидел под лампой. Он вспоминал лица друзей, мастерскую и запах масляной краски.

Внезапно Абель почувствовал непреодолимое желание немедленно оказаться дома. Он был готов отдать руку или ногу, только бы вернуться к холстам и мольберту – пусть даже голодным, оборванным и без гроша в кармане.

Но никакая сила не могла бы заставить его пуститься сейчас в обратный путь.

Над головой медленно раскачивалась подвешенная на цепях масляная лампа, так что Абелю казалось, будто он сидит в каюте корабля, а за окном простирается безбрежное море. Тень лампы на желтой бамбуковой стене походила на дым от мерно раздуваемых кузнечных мехов.

Лампа раскачивалась у потолка, как колокол.

Абель не сразу понял причину.

Земля загудела, дом содрогнулся, снаружи донеслись крики «Линду! Линду!», что означало «землетрясение».

Вулкан снова проснулся, и на этот раз его черное жерло дышало огнем.

Они стояли у края площадки – несколько сотен человек, населявших царство Семуру. Вулкана не было видно, но Абель расслышал слово, которое повторяли собравшиеся – «лахан», что означало «затопление».

Вскоре из кратера хлынула лава – пылающая масса, осветившая гору, покрыв ее красно-желтыми полосами.

Лава поднялась над жерлом и хлынула вниз, обрисовав в небе острый конус. Она заполняла ущелье за ущельем, как будто вылизывая склоны горы огненными языками, которые постепенно сливались друг с другом. Над площадкой нависла мертвая тишина. Кучка людей замерла у подножия огнедышащего гиганта.

Вскоре раздался шум, а потом заревел огонь. Это полыхала темара на склоне. Она горела, как спичка, и Абель замер, охваченный зрелищем стекающей лавы. Потом поток остановился, и все потемнело.

Но гора стояла, освещенная пылающими, как факелы, деревьями. Горящие иголки темары, словно искры, летели на землю. Абель вдруг понял, что это и есть ответ на мучивший его вопрос, однако не мог его истолковать.

Он почти не сомневался, что в эту ночь, самую одинокую на его памяти, Семуру проснулся ради него.

Но когда Анна – женщина с глазами цвета морской волны – получила его письмо, написанное в ночь великого отчаяния и сильно отличавшееся от предыдущих, она ответила, чтобы Абель немедленно возвращался домой.

Она посоветовалась с его учителями из школы искусств, и они поддерживают ее решение. А отец готов влезть в долги, чтобы собрать денег на билет сыну. Абель отказался, но Анна настаивала.

Шел четвертый год его пребывания на Яве. Второе письмо далось Анне тяжело. Она намекала, что Эстрид не может больше ждать. Для них с Сультом она как родная дочь, и им больно видеть, как девушка угасает. Она уже не так молода. Абель ведь не хочет сделать ее несчастной на всю жизнь? Пусть же по крайней мере даст ей свободу.

Она просила его расторгнуть помолвку.

Абель получил и это письмо, однако не нашел в себе силы последовать материнскому совету.

Он работал как сумасшедший, как проклятый, и на горных кофейных землях, и на дальних плантациях. Он огрубел, ожесточился, как это бывает с чувствительными людьми в таких ситуациях. Он взялся бороться с болезнью растений – и вступил в конфликт с владельцами плантаций. Их интересовала только прибыль, до поры в виде мешков с зерном, которые впоследствии должны быть обменены на деньги. А лечение кустарников грозило вылиться в немалую сумму.