Почему-то стартовая точка получалась только в том самом месте, где и в первый раз, то есть в океане между пляжем и рифами. Вот мне и пришлось небольшими отрезками двигаться к берегу, пока наконец не удалось выпихнуть шест с аппаратурой и кристаллом на песок. После чего осталось открыть нормальный переход и идти здороваться с дядей Мишей, который если и ждал меня, то у оружейки, а не на пляже.

Оказалось, что майор в это время возился на огороде, но, хоть на острове и оставалось всего шестнадцать человек, разведка у него работала нормально. То есть о том, что между пляжем и рифами периодически появляется темное пятнышко, ему доложили еще полчаса назад, или, если по времени двадцать первого века, как раз ту самую неделю. Просто он не ждал меня так скоро. Но чай с земляничным вареньем был подан мгновенно.

– Ну вот, а ты боялся, – благодушно сказал дядя Миша. – Не будет тут никакой особой изоляции, разве что придется не так часто шастать туда-сюда. И, кстати, когда в следующий раз начнешь маяться с открытием, в первую же дырку просунь антенну передатчика и сообщи координаты. Потом подожди десять минут по нашему времени и открывай новую в том же месте. За это время туда уже подплывут, дежурство я обеспечу. Значит, суешь сюда свой шест и сразу начинаешь открывать третий переход, потому как время пойдет быстрее уже у нас, и мы вполне успеем донести его до оружейки и включить. Так будет заметно проще, чем тем способом, каким ты сейчас сюда попал.

Хендерсон я покинул не на своих ногах, а, как белый человек, на тракторе. Точнее, тракторенке – том самом, на котором дядя Миша привез барахло из своего европейского вояжа. Механизму нечего было делать на Изначальном острове, а вот на Манюнином для него был непочатый край работы. Мы договорились, что, если не случится ничего экстраординарного, следующий визит майора в Бассов пролив состоится весной, когда настанет время сажать овощи, фрукты, пшеницу и прочие яблони и груши. Потом – осенью, когда надо будет все это убирать и околачивать.

Перед возвращением к своим колонистам я забежал в магазин и купил две пятилитровых бутыли подсолнечного масла. Потому как хоть и писалось, что лучше всего для выработки биодизеля подходит рапсовое, но эта культура даже у дяди Миши росла как-то плоховато, а масла давала такие крохи, что проще было удавиться самому, чем пытаться выдавить из этого рапса хоть сколько-нибудь приличного количества продукта. А вот подсолнухи – совсем другое дело. Поэтому я хотел заранее проверить, можно ли делать топливо из такого сырья. В качестве подопытного будет выступать тот самый мини-трактор «Хэбэй». Я уже узнал, как называются движки вроде того, что на нем стоит, а также где и почем их можно купить. Но перед этим требовалось убедиться, что у движков не будет проблем с горючим.

Технология получения биодизельного топлива из любого растительного масла довольно проста – надо как-то удалить из этого масла глицерин. Обычно его связывают с этиловым или метиловым спиртом, используя в качестве катализатора гидроксид калия или натрия. В принципе получить эти вещества не очень трудно, но я хотел для начала попробовать более доступный в наших условиях метод. Ведь само слово «щелочь» произошло от более древнего «щелок», которое означает отфильтрованный раствор золы в воде. Он состоит в основном из карбоната калия, натрия и обладает ярко выраженной щелочной реакцией. И скорее всего тоже сгодится в качестве катализатора. Может быть, получившееся топливо и не очень подойдет для последнего «лендровера» или даже КамАЗа. Но у нас будут другие моторы, гораздо менее критичные к качеству того, что льют в их баки.

Щелок действительно оказался вполне приемлемым катализатором. Более того, мой процесс имел на выходе не только биодизель, но и еще один довольно полезный продукт. В общем, кто желает повторить, запоминайте, записывать тут нечего.

К десяти литрам подсолнечного масла добавляете литр спирта – у нас пока получался ректификат градусов под девяносто, и он был вполне пригоден для этой цели. Затем насыпаете в емкость граммов триста белой золы, особая точность тут не нужна. И ставите канистру в подогреваемый на костре бак с водой – он нужен для более точного поддержания заданной температуры. Она находится в пределах от шестидесяти пяти до семидесяти градусов. И значит, нужно сутки поддерживать эту температуру, каждые пятнадцать минут взбалтывая содержимое канистры просунутой в горлышко палкой. После чего надо профильтровать еще горячую жидкость через тряпку и дать остыть.

В результате продукт четко разделится на три слоя. В самом верхнем будет искомый биодизель. Трактор работал на нем ничуть не хуже, чем на привезенном из двадцать первого века дизтопливе, а заводился, как мне показалось, даже немного лучше.

Средний слой – серо-коричневая вязкая жижа. Скорее всего это просто очень грязный глицерин, но что с ним делать, я пока не придумал. А нижний слой, остыв, загустевает, и получается мыло! Не совсем «Ле Бланк», но пригодное как отмыть руки от мазута после возни с упомянутыми дизелями, так и постирать джинсы.

Все, подумал я после завершения своих химических опытов. Отныне мыло из будущего выдается только кормящим матерям и в клинику, все остальные пользуются местной продукцией. Тем более что, кажется, у будущего химзавода уже есть персонал. Во всяком случае, пожилая женщина-тасманийка с интересом наблюдала за моими манипуляциями, подбрасывала дрова в костер и даже иногда допускалась до перемешивания. И, получив гонорар за работу мылом, осталась очень довольной – почти как я.

И ведь действительно тут было чем гордиться. Отныне наша колония могла сама производить топливо для дизелей! Которые в отличие от доступных карбюраторных двигателей могут иметь очень большой ресурс. Тот, что стоял на тракторе, при объеме литр с небольшим выдавал пятнадцать сил, а максимальные обороты составляли всего две тысячи в минуту! Да у меня на скутере обороты холостого хода и то выше. Столь слабо форсированный движок может крутиться если не вечно, то уж во всяком случае очень долго. Вряд ли мне удастся дожить до того момента, когда они начнут выходить из строя от старости. Стоил же он всего тысячу долларов при покупке партии от десяти штук, и я собирался в ближайшее время приобрести первый десяток. Потому как Форпосту нужна электростанция – это раз. Пара небольших рыболовных суденышек – это два. А остальные движки пока полежат, потом наверняка куда-нибудь пригодятся. Жалко, из-за приличного веса их нельзя ставить на самолеты, но давно подмечено, что идеала в мире не существует. Зато, наверное, они подойдут на дирижабли – если, конечно, мы когда-нибудь соберемся строить эти небесные пузыри.

Кстати, пришла пора прояснить один вопрос, а то некоторые могут усомниться: с чего это вдруг мои аборигены приобрели хоть какое-то трудолюбие? Ведь известно, что жители тропических островов тысячелетиями только и делали, что лежали под пальмами, ожидая, когда прямо в рот свалится очищенный банан. А это способствует выработке, понимаешь, вполне определенного отношения к труду…

Может, где-то действительно наблюдалась похожая картина, но только не на тех островах, где я уже побывал. Там людям приходилось пахать от рассвета и до заката, невзирая на возраст и общественное положение. Иначе выжить было невозможно. Вот аборигены и работали на пределе сил, а иногда и с риском для жизни. Например, почему экипаж рыболовецкого плота на Хендерсоне был женским? Да потому что предыдущий, мужской, унесло в океан за пять лет до моего прибытия на остров! А перед ними был еще один, сгинувший за пятнадцать лет до них.