Босх знал, что у него осталось шесть патронов, и понимал, что приближающийся головорез направляется к нему с полными обоймами. По количеству боезапаса он явно превосходил Гарри. Босху необходимо было перехватить инициативу и вывести противника из строя быстро и радикально.

Он огляделся в поисках подсказки и увидел ряд резиновых швартовочных брусов, закрепленных вдоль заднего планширя.[12]Он сунул пистолет за пояс и вытащил один из этих бамперов из гнезда, где тот находился. Незаметно подкрался обратно к окну рубки и снова посмотрел сквозь нее. Бандит выбрал для обхода рубки левый борт и уже собирался выйти к корме. Босх шагнул назад, обеими руками поднял над головой метровый брус и с силой метнул его через крышу рубки. Тот был еще в воздухе, а он уже двинулся вдоль правого борта, вытаскивая на ходу пистолет.

Он оказался у передней стороны рубки как раз в тот момент, когда бандит увертывался от летящего на него бампера. Босх открыл огонь, многократно поражая человека, пока тот не свалился на палубу, не сделав ни одного выстрела.

Приблизившись, он убедился в том, что бандюга явно мертв. Тогда он выбросил свой отработавший 45-й калибр за борт и забрал у поверженного противника полуавтоматические пистолеты, опять-таки марки «Блэк стар». Потом вернулся в рубку.

Там было по-прежнему пусто. Но Босх знал, что по крайней мере еще один человек находится в трюме с его дочерью. Он заглянул в магазины обоих пистолетов и насчитал всего одиннадцать патронов.

Он сунул стволы за пояс и, обхватив ногами вертикальные стойки трапа, спустился в трюм как то принято делать при пожарной тревоге. Едва очутившись внизу, он в ту же секунду бросился на пол и перекатился, выхватывая пистолеты и ожидая града пуль, но ничего такого не последовало.

Когда глаза Босха адаптировались к тусклому свету, он увидел, что находится в пустом кубрике, выходящем в коридор, протянувшийся вдоль всего трюма. Единственным источником света служил открытый верхний люк на носу, в конце коридора. Чтобы добраться туда, предстояло преодолеть шесть отсеков, снабженных люками. Крайний люк был настежь открыт. Босх поднялся и заткнул один из пистолетов за пояс, чтобы иметь одну руку свободной, и потихоньку двинулся вперед, держа другой пистолет наготове.

Камеры-отсеки предназначались для герметичного хранения улова. Каждый вход в камеру имел по четыре запора. Стрелки, нанесенные на проржавевшую сталь, указывали, в какую сторону следует повернуть каждую ручку, чтобы открыть отсек. Босх шел по коридору, проверяя отсеки, один за другим, находя каждый пустым, но явно не использовавшимся в последнее время для перевозки рыбы. Каждая камера была усыпана обрывками коробок от зерновых хлопьев и других продуктов, а также пустыми бутылями из-под воды. Было ясно, что судно использовалось для перевозки живого груза.

Больше всего взволновали Босха коробки из-под хлопьев. Все они были одной марки, и с каждой улыбалась карикатурная панда: зверек стоял на краю миски, наполненной рисом, сверкающим как бриллианты кристаллами сахара. Это было детское питание.

Наконец он добрался до настежь открытого отсека. Босх пригнулся и осторожно проник в него.

Здесь также было пусто, но совсем по-другому. Тут не было хлама. С крюка на потолке свисала на проводе лампа с батарейным питанием. Тут же стоял перевернутый упаковочный ящик, густо уставленный нераспечатанными коробками хлопьев, пачками лапши и емкостями с водой. Босх поискал какие-то признаки того, что в этом помещении содержалась его дочь, но ничего такого не обнаружил.

Внезапно он услышал, как шарнирные петли на двери люка у него за спиной громко заскрежетали. Он стремительно обернулся — и в момент люк с громким металлическим стуком захлопнулся. Босх заметил, как затвор на верхнем правом углу передвинулся в положение «заперто», а в следующий момент увидел, что внутренние дверные ручки сняты. Его запирали в этой камере. Он выхватил второй пистолет и нацелил оба ствола на люк, ожидая, когда станет поворачиваться следующий засов.

Когда нижний правый начал поворачиваться, Босх прицелился и несколько раз выстрелил в дверь из обеих пистолетов. Пули пробили металл, ослабленный многолетней ржавчиной. Он услышал, как по ту сторону кто-то вскрикнул — от удивления или от боли. Затем в коридоре послышался глухой стук, как если бы тело ударилось об пол.

Босх подошел к двери люка и попытался повернуть рукой засов верхнего правого замка, но он был слишком мал, чтобы сработал эффект рычага. В отчаянии он отступил на шаг и ударил в дверь плечом, надеясь сорвать крепление замка, но оно даже не сместилось, а по болезненному ощущению в плече Босх понял, что дверь не поддастся.

Босх почувствовал себя в мышеловке.

Он опять приблизился к двери и приложил к ней ухо, прислушиваясь. Теперь оттуда доносился только один звук — гул работающих двигателей. Он громко постучал по металлу рукояткой пистолета.

— Мэдди! — крикнул он. — Мэдди, ты здесь?

Ответа не было. Он опять постучал по люку, на сей раз громче.

— Подай мне знак, детка! Если ты здесь, крикни или подай какой-нибудь знак!

И вновь не последовало никакого ответа. Босх вынул телефон и открыл его, чтобы позвонить Суну, но увидел, что на сотовом нет сигнала. Тем не менее он все-таки попытался позвонить, но не получил ответа. Он был в обшитом металлом помещении, и его мобильник был бесполезен.

Босх повернулся и еще раз с силой ударил по двери, выкрикивая имя своей дочери.

Стояла тишина. Гарри прижался мокрым от пота лбом к ржавому люку. Он был захлопнут в металлической коробке как в мышеловке, с осознанием того, что его дочери даже нет на борту. Он потерпел фиаско и получил то, чего заслуживал.

Физическая боль прошила его грудь, естественно дополняя его душевную боль. Она была острой, глубокой и беспощадной. Привалившись спиной к двери, он тяжело задышал и, расстегнув еще одну пуговицу на воротнике, стал медленно сползать вниз по ржавому металлу, пока не оказался на полу, с коленями, упертыми в подбородок. Он чувствовал такую же клаустрофобию, как в туннелях, в которых когда-то воевал. Батарейка, питающая верхний свет, потихоньку издыхала, и очень скоро он окажется в темноте. Поражение и отчаяние обрушились на него. Он подвел свою дочь и погубил себя.

Внезапно Босх встрепенулся — что-то отвлекло его от созерцания собственного поражения. Что-то донеслось до его слуха. Помимо шума двигателей он услышал какой-то бабахающий стук, похожий на звук хлопающей двери. Он донесся не сверху. Он шел отсюда же, из трюма.

Босх вскочил и повернулся к двери. Он услышал еще одну хлопающую дверь и понял, что кто-то проверяет отсеки — точно так же, как недавно это делал он сам.

Он забарабанил в дверь рукоятками обоих пистолетов и заорал, перекрывая стальное лязгающее эхо: