— Слово государево нарушаешь, Шах-Али. Ох, смотри, царь, отпишем мы государю-батюшке, что мятежных татар покрываешь и город не хочешь русской ратью укреплять. Не пожалует тогда тебя Иван Васильевич, — сурово глаголил боярин Хабаров.

Шах-Али выглядел безмятежным. Он был слишком стар, чтобы его волновала собственная судьба. Казанский хан не видел большой беды даже в том, если раньше срока предстанет перед Аллахом.

— А еще казанцы плененных прячут. Нехорошо, царь, — пристыдил хана дьяк Выродков.

— Освободить плененных урусов не в моей власти. Если сегодня я освобожу их, то завтра против меня поднимется вся Казань. Вот тогда не усидеть мне на троне.

Дьяк Иван Выродков приподнял шапку и внимательно посмотрел на хана, словно хотел дознаться до его тайных мыслей.

— А уж не надумал ли ты управлять Казанью на свой лад?

Безразличие — непременный спутник старости, но Шах-Али умело скрывал свое равнодушие от окружавших вельмож. Однако хан понимал, что далее притворяться невозможно. Для себя он давно определил, что его место не в дорогих ханских покоях, а в мечети на молельном коврике. Но кровь чингизидов противилась его желанию.

— Я знаю про наказ великого московского князя, — возразил Шах-Али, — но, чтобы исполнить его волю, мне придется отрубить головы всем казанским эмирам и мурзам. А среди них много таких, которые считают себя слугами царя Ивана.

— Ладно, поглядим.

Поздно вечером, когда на обезлюдевших улицах была слышна только перекличка стрельцов, в ворота дворца постучал бродячий дервиш. Тысяцкий хотел уже прогнать оборванца злым окриком, но что-то в его фигуре показалось ему знакомым. Воинник поднял над головой факел, и красный огонь осветил бородатое лицо. В руке дервиша блеснула монета.

— Пропустить его! — приказал тысяцкий. — Давно тебя царь дожидается.

Мрак опять непроницаемой маской упал на лицо незнакомца.

Дервиша проводили в покои Шах-Али. Молодая наложница втирала сок из лепестков роз в толстую спину повелителя. Только гарем был в состоянии поддерживать в хане угасающие силы.

— Ступай! — отмахнулся Шах-Али от рабыни, и она, не стесняясь слепящей белизны своего тела, скрылась за занавесью. — С чем ты пришел на этот раз? Что затевает сеид?

У султана Сулеймана всюду были уши. Он не доверял даже ближайшим визирям, и к каждому из них был приставлен соглядатай, который сообщал о любом шаге своего подопечного.

Шах-Али поступал по примеру султана и знал о казанских сановниках почти все, от его пристального взора не укрывалось даже пополнение их гаремов молоденькими наложницами.

— Мне нелегко было добраться до тебя, хан. Сеид стал очень подозрительным, мне пришлось даже поменять свой обычный наряд, — произнес Бурнаш, один из немногих мурз, кто еще поддерживал казанского хана. — Тебя ждут большие огорчения, господин. Ты слишком доверчив. Долгая жизнь как будто не научила тебя отличать врагов от друзей. Против тебя зреет заговор. И в числе главных мятежников люди, которых ты считал своими близкими друзьями.

— Кто они?

— В первую очередь это Чура Нарыков и Нур-Али Ширин. Ты отправил Чуру в Москву, чтобы уговорить царя Ивана вернуть нам Горную сторону, а эмир ведет с урусским царем переговоры, чтобы тебя с престола сместить. Твоя власть обречена, хан! Но это еще не все. Народ не любит тебя, Шах-Али, и какое бы зло ни совершилось в ханстве, все — и жалкие дервиши, и знатные карачи — обвиняют в этом тебя.

Шах-Али слушал, прикрыв глаза. Предательство приближенных и ненависть народа его уже не удивляли. А звезды отвернулись от него еще раньше, чем люди. На небосклоне придворный звездочет рядом с его звездой разглядел темное пятно.

Шах-Али открыл глаза и перебрался на трон. Здесь он чувствовал себя куда увереннее, чем на жестком сундуке.

— Ступай через эту дверь, — указал хан на темный угол комнаты. — Подземный ход выведет тебя из дворца. Постой!.. Открой этот сундук и возьми столько золота, сколько посчитаешь нужным.

Бурнаш покачал головой.

— Что тебе нужно, если не золото? — нахмурился Шах-Али.

— Ты не обделял меня своими милостями, господин, но мне интересно знать, как ты поступишь с мурзами-изменниками?

— А как, ты думаешь, я должен поступить со своими врагами? — в раздражении отвечал Шах-Али.

— У тебя есть возможность избавиться сразу от всех своих недругов.

— Говори.

— Скоро Ураза-байрам,[71]ты можешь пригласить их на пир и уничтожить. Вот тогда смута в Казани пропадет навсегда.

«А этот мурза умен, только шайтан мог додуматься до такого!»

— Я подумаю об этом.

В канун праздника Ураза-байрам в Казани был подготовлен большой стол. За неделю до назначенного часа со всех отдаленных окраин ханства в главный город государства потянулись званые гости. Шах-Али обещал, что места за праздничным столом хватит на всех, и горожане в открытую высказывались по этому поводу:

— Шах-Али много грешил, а потому решил устроить большой стол, чтобы у Аллаха выкупить себе место в раю.

В Казань шли нищие и бродячие дервиши; в золоченых повозках, запряженных сытыми лошадьми, въезжали карачи. В столице для гостей настежь были распахнуты двери домов простых горожан и дворцы именитых вельмож. Под стенами города разбиты разноцветные шатры, и всюду узкими полосками трепыхали на ветру флаги.

В праздник Ураза-байрам каждый правоверный должен быть веселым и счастливым. И пусть столы будут богаты яствами и не иссякнет в доме кумыс, а шербет станет как никогда сладок!

Кулшериф читал в мечети хутбу, а правоверные внимали проповеди:

— Хвала тому, который обещал верным хранителям поста вход в рай! Знайте, о мусульмане, что этим днем заканчивается месяц Рамазан, этот почтенный и священный месяц. Ах, сколь опечалены и огорчены мы должны быть, что месяц Рамазан кончился. Прощай, прощай, о месяц покаяния, прощения и освобождения от огня и ада.

Народ все прибывал. Даже на окраинах сделалось многолюдней, чем в многошумный базарный день.

Едва солнце стало клониться к западу, как распахнулись ворота ханского дворца и слуги стали поспешно вытаскивать длинные столы на улицы города.

Еще прошлым вечером сеид и муллы вымаливали у Аллаха хорошей погоды, и она наступила сразу после обильного дождя, вместе с ярким дневным солнцем. Горожане собирались за столами, уставленными бараниной, шербетом, фруктами.

Мурзы были приглашены во дворец. Подобрав под себя ноги, карачи разместились на полу, придавив тучными телами мягкие подушки. Поглядывая на расставленные блюда, они толкали друг друга в бока: