Игнатий Брянчанинов, и даже отец Иоанн Кронштадтский, даже в своих писаниях, но не в практике (так же как и отец Амвросий и преподобный Серафим). Случается же иногда, что издаются и прямо католические книги (например, «Невидимая брань», изданная епископом Феофаном). Словом, все эти различия страшно преувеличены.

Иеромонах. Как же преувеличены, если теперешняя духовная жизнь католической Церкви давно уже определяется не Златоустами, сколько бы они их ни издавали, но Игнатием Лойолой и иже с ними. Да и ихний Фома Кемпийский и Франциск Ассизский тоже в прелести.

Беженец. Как легко и безответственно выдаются у вас эти аттестации! Невольно спрашиваешь себя, да кто же и по какому праву и по какому высшему достижению и непогрешимому вкусу выдает эти аттестации и даже – horribile dictu[97] – Духовные упражнения Игнатия Лойолы? Я думаю, что можно было бы коварно подшутить над зоилами, изложив своими словами некоторые размышления из этих упражнений для нужд молящейся и монашествующей братии, – и сошло бы, если бы стояло авторитетное православное имя, и прелести и не приметили бы! Фактически дело просто стоит так, что у нас существует глубокое неведение, чтобы не выразиться резче, относительно и католической духовной жизни, и относительно духовной письменности, но существуют колоссальные, твердокаменные исторические предубеждения: только и думают о фантастической мнимоиезуитской морали: цель оправдывает средства, совершенно игнорируя действительную католическую святость и благочестие. А из католической письменности мы могли бы черпать назидательную литературу, и уверен – обеими руками, учитывая, разумеется, национальные свойства и потребности.

Иеромонах. Католическая духовная жизнь вся отравлена чувственностью, доходящей до грубого материализма и язычества. Чего стоит один культ Сердца Иисусова и Богоматери! Того гляди, появится культ еще каких-нибудь частей Пречистого Тела, и это будет новое кощунство. Но ведь это не случайность и не недоразумение, это симптоматично, как и их материалистическое богословие с их ex opera operate[98].

Беженец. Если бы так же пристрастно и несправедливо относиться к Православию, как вы к Католичеству, то чего только нельзя было бы сказать о чувственности и материализме православного культа ко всем чудотворным образам, мощам, реликвиям. Укажу вам также, как незаметно переходят черты католического благочестия в наше. Вот наглядный пример: у святого Дмитрия Ростовского, несомненно под католическим влиянием, составлена молитва пяти язвам Спасителя, употребительная в нашей Церкви (была издана в «Троицких листках»): «рецепция» совершилась совершенно незаметно (кстати сказать, гефсиманский авва Исидор составил уже совершенно без всяких влияний, из своего православного молитвенного сердца, тоже молитву пяти язвам), а какую тираду о прелести и духовной чувственности мы должны были бы услыхать, если бы подобную молитву нашли в иезуитском молитвеннике! И совершенно так же стоит дело с почитанием Сердца Иисусова, которое вполне православно и, наверно, с радостью будет воспринято молящимся русским народом, как только его достигнет. Вообще поменьше бы этих злобных общих мест о чувственности и подобном, тем более что, при сохранении восточного обряда, сохранится и основной его стиль, и, так сказать, мистический ритм. А между тем у нас совершенно нет мер и весов для того, чтобы взвешивать духовную жизнь и ее прелестность.

Иеромонах. В духовной жизни весов и не требуется, но есть высшая очевидность. Православие многообразно, но святость тождественна в существе; и в юродивом, и в подвижнике, и в мученике – лик Христов, который и сейчас таит русская душа.

Беженец. Вместо духовной конкретности вы даете метафизическую схему и ею удовлетворявтесь. Разумеется, онтологическое зерно святости, уже, будем так говорить, есть благодатное обожение, воображение лика Христова, всегда единого, в эллине и иудее, варваре и скифе, мужчине и женщине, рабе и свободном, царе и воине, Папе и монахе, епископе и клирике и так далее. Вне этого обожения нет и святости, но она и доступна лишь всеведению Божию и открывается Церкви, людям же сплошь и рядом бывает недоступна и просто совершенно неведома. Но я вам и указываю еще раз, что святость является достижением одинаково как Восточной, ну хотя бы до разделения Церквей, так и Западной Церкви, при всех их различиях изначала, и притом в самых разных проявлениях: например, в Западной Церкви, с одной стороны, Алексий Божий человек, с другой – святой Лев Великий, Папа Римский, преисполненный сознания папского примата, или же Блаженный Августин, провозглашавший «филиокве» в западном богословии. Попробуйте отрицать наличность святости в Католической Церкви после разделения только на том основании, что католические святые не похожи на наших (хотя при ближайшем знакомстве окажутся, наверно, и похожие), а монашеские ордена более дифференцированы, чем у нас.

Иеромонах. С тех пор как западные отпали от Церкви, там оскудела и святость, потому что среди еретиков не может быть святых, это – аксиома. Разумеется, уклон к еретичеству существовал изначала, но, когда он утвердился и восторжествовал, прекратилась и святость.

Беженец. Я очень рад, что вопрос перенесен на объективно-догматическую почву, на которой и следует его обсуждать, отказавшись от духовного sit veniaverbo, чревовещания и безответственной раздачи патентов на святость или прелесть на основании духовного вкуса, а вернее, пристрастия и предрассудков. Итак, учтем те объективные устои, на которых зиждется Католическая Церковь и те неоспоримые блага, которые она имеет: Священное Писание, Священное Предание во всем его объеме (по крайней мере до разделения Церквей), которое признается решающим и на Востоке, в качестве опыта Вселенских соборов; святые таинства и апостольское преемство плюс догматические новшества, еретичность которых и подлежит спору. Итак, обладая всеми средствами спасения, которыми обладает и Православная Восточная Церковь, неужели Католическая Церковь остается лишенной святости? Или она страдает от холодности и нечестия, отсутствия веры и усердия у своих членов? Но этого не решаются утверждать даже самые фарисействующие, самодовольные и самохвальные ее критики из православных. Поэтому кто же дерзнет сказать, что она и ныне не есть Церковь святящая и имеющая святых? Для того чтобы это отвергнуть, нужно предварительно обессилить всю благодатную силу Церкви, а это есть прямое богохульство, которое только прикрывается пугалом Игнатия Лойолы. Во всяком случае onus probandi[99] лежит на нас.

Иеромонах. Истина едина, и Церковь едина, и не существует святости первого и второго сорта. Никто не может предвосхитить суда Божия над непринадлежностью к Церкви, но границы Церкви ясны, и только в ней есть истинная святость, и ее нет и не может быть в Католичестве.

Беженец. Да, традиционные предубеждения, прокрадывающиеся не только в сознание лишь людей Церкви, но даже и в обряд, вы выдаете за суд Церкви. Но теперь уже все смешалось, потому что традиционные формы в церковной жизни