– Да уж, – кивнул Илья, – было дело. Но и о Летавице я слышал, Валерия рассказывала, она знаток русских мифов и легенд.

Евстигней поднялся.

– Береги девку, воин. Такая святая красота и простота должны быть надежно защищены.

Встал и Илья, нахмурился, покосившись на вскочившую Владиславу. Старик понял его чувства, усмехнулся.

– Не серчай, что я ее девкой обозвал. С древнерусского девка – «веселая богиня», а девица – «подобная богине». Береги свою богиню пуще глаза, плохо будет всем, если хха ее у тебя отнимут.

– Не отнимут! – твердо пообещал Илья. – Пусть только попробуют!

– Дедушка, – вдруг сказала Владислава, – ты не знаешь, что с моей бабой Марьей?

Илья и Евстигней посмотрели на нее, обменялись взглядами.

– Заболела она, – хмуро ответил волхв. – Не успел я ей помочь, уж очень… – Старик хотел сказать: уж очень быстрым оказался твой жених! – но закончил иначе: – Уж очень быстро все произошло.

– Она… умрет?!

– Не знаю, – впервые в жизни соврал старик. – Будем надеяться, что выздоровеет. Пройдемся, – кивнул он Илье. – А ты посиди здесь, милая, подожди его.

Мужчины пересекли поляну, вышли к песчаной отмели на берегу озера. Волхв оглянулся.

– Ты давно знаешь эту женщину, врачиху?

– Анжелику? Лет восемь. А что?

– Прячет она что-то в душе, надлом у нее какой-то и мысли закрыты, не могу я ее понять. Впрочем, устал я, наверное, вот и мерещится всякая чертовщина. А тебе я все же должен сказать. Морок – страшный противник! Никогда мы не добьемся стратегической победы над ним, имеющим трехтысячелетний опыт, невиданные по масштабам ресурсы, финансы и разветвленную сеть структур, управляемых его эмиссарами, если будем действовать его методами, полученным от него же оружием, на его поле и по его правилам, которые он сам к тому же не соблюдает.

– Зачем вы мне это говорите? – настороженно пробормотал Илья, подождав продолжения.

– Потому что ты начал играть именно по его правилам. Не надо было похищать девку, ты тем самым обнаружил себя, выдал свои возможности и заставил жрицу с ее псами обратить на экспедицию пристальное внимание. Если хочешь стать Витязем – меняйся! Анализируй, просчитывай каждый шаг, действуй смело, но тихо! Все хотят изменить мир, не меняя себя. Всем кажется, что стоит только изгнать предателей, уничтожить мучителей и все изменится, победа обеспечена, настанет тишь да гладь, да Божья благодать. Но это самое большое заблуждение человека! Пока каждый из нас не изменит себя, свою жизнь, свои привычки, сознание, пока мы не изменим идеологию народа, мы обречены на поражение!

Старик замолчал. Молчал и Илья, глядя на зеркало воды, в котором отражались звезды. Потом волхв положил тяжелую руку на плечо собеседнику, сказал с грустью:

– Не серчай, сынок, коли я резок. Ты не ищешь несметных богатств и власти, я знаю, да и не стоит она ничего в материальном мире. Как сказал философ[21]: единственно стоящая власть – это власть духа над духом. Не давайся никому, кто захочет покорить твой дух, но и сам не стремись к этому. Твоя стезя – восстановление справедливости в нашем мире.

– Я понял, дедушка, – тихо промолвил Илья.

– Вот и хорошо, сынок. А теперь прощай. Я приду, если вам уж совсем станет невмоготу.

– Подождите, мы тут, оказывается, расположились возле кладбища…

– Это старый погост жриц и послушниц храма, теперь они их хоронят в другом месте.

– Мы нашли там подземный склеп…

Старик сжал плечо Ильи до боли, глухо проговорил:

– Склеп, говоришь? По слухам, у какого-то из погостов храма находится вход в тоннель, ведущий к храму. Мне туда нельзя идти, сработает демоническая сигнализация, а вот вам можно, если будете осторожны. Сможете проверить, склеп это или на самом деле подземный ход?

– Попробуем.

– Мои посредники будут рядом, как только что узнаешь – шепни им слово.

– Альбатрос? – прищурился Илья.

– И он тоже. Рядом с вами будет сокол, да и вот этот зверь.

Только теперь Илья заметил неподалеку за кустами два горящих глаза – это был Огнеглазый, волк Владиславы.

– А как я?.. – Илья повернулся, и слова застыли у него на губах.

Старика рядом не было. Но Пашина это не слишком удивило, он начинал привыкать к чудесам, демонстрируемым волхвом. Пробормотав: «Мне б так научиться…» – он вернулся к костру, где его ждала Владислава.

Дед услышал его последние слова, он стоял неподалеку, невидимый, и мысленно пообещал: «Еще научишься… если уцелеешь, Витязь…»

Утро выдалось таким тихим, солнечным и ласковым, что не хотелось верить ни в какие злые силы, подстерегающие путешественников на каждом шагу.

Антон встал рано, вместе с солнцем, однако, к своему удивлению, обнаружил, что Илья и Владислава уже на ногах и возятся у костра.

– Доброе утро, – сказал он, оценивая светящиеся изнутри лица Пашина и его юной подруги, и невольно позавидовал им обоим. – Вы что, вообще спать не ложились?

Девушка смутилась, кидая на Илью косой взгляд, тот улыбнулся ей в ответ.

– Поспали маленько. Серафим, как джентльмен, уступил Славе палатку в час ночи и сменил меня на дежурстве.

– Где он?

– Не слышишь? Дрыхнет без задних ног.

Из крайней палатки послышался храп.

Все трое переглянулись и рассмеялись.

– Отличное утро, – сказал Антон и побежал купаться.

– Это твой друг? – тихо спросила Владислава, сидя на корточках над разгоравшимся костром.

– Друг, а что?

– Он сильный… и хороший, я чувствую.

– Я тоже. Ему досталось в жизни, парень ни за что в тюрьме отсидел четыре года, но остался человеком. И он действительно очень сильный боец, мастер боевых искусств.

– Как ты?

– Лучше, чем я. Кстати, я забыл у тебя спросить, как тебе спалось.

– Хорошо, – покраснела Владислава, отчего ее лицо вмиг преобразилось, переворачивая душу Ильи, так что у того перехватило дыхание и сердце прыгнуло к горлу. – Лучше, чем дома.

– Не боялась, что твои родственнички придут за тобой?

– Не-а. – Улыбка девушки погасла. – Ты ведь не отдашь меня им?!

– Нет! – пообещал Илья, и Владислава снова расцвела улыбкой, детской, радостной, полной безграничного доверия и любви.

Зашевелилась палатка Гнедичей, откинулся полог и оттуда вылез Юрий Дмитриевич, голый по пояс. Поежился от утренней прохлады, хмуро глянул на пару у костра, буркнул: «С добрым утром», – и побежал на берег озера, откуда доносился плеск воды.