Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну что вы!.. — засмущался Вальрозе. — Если бы Вальтер не поехал со мной, вся поездка для меня стала бы тусклой. Где вы остановитесь? Я Вальтеру предложил, чтобы вы остановились в моей пустой квартире. Ведь у вашего Вальтера одна комната и даже нет второй кровати.
— Это хорошо, — засмеялся Павел Владимирович. — Теперь надо жить экономно. Да я и приехал всего на один день.
— Я за это время, может, даже не загляну домой. Ключ уже у Вальтера. Я сейчас распоряжусь, чтобы вас туда отвезли.
— Как ты считаешь, Вальтер? — С этой минуты Павел Владимирович обращался к Самарину на «ты». — Это не будет с нашей стороны нахальством? То ты стесняешь его родителей, то я его самого.
— Перестаньте об этом говорить. Выходите на площадь, сейчас я подошлю машину.
Квартира Вальрозе состояла из четырех комнат, но обстановка была только в спальне и столовой. Когда солдат-шофер, принесший чемодан, ушел, Павел Владимирович вместе с Самариным осмотрели квартиру.
— Типичный временный квартирант, — усмехнулся Павел Владимирович. — А вышло совсем не плохо. Еще одна достоверность... Как дела с клиентами?
— Сегодня в семь вечера Граве заедет за нами.
— Сюда?
— Нет. Ко мне домой.
— Так лучше. К этому времени я буду у тебя.
— А может, лучше пусть он сначала заедет за мной, а потом сюда за тобой?
— А что ты ему скажешь?
— Скажу как есть, что ты остановился на квартире моего друга, о котором они знают.
— Они знают о твоей поездке с ним в Берлин?
— Знают. Я однажды сказал об этом к слову...
— Вопросы были?
— Нет.
— Все-таки решаем так — я буду у тебя. Клиентам не следует лишний раз напоминать, что возле нас есть еще какой-то их коллега. В шесть тридцать я буду у тебя...
Граве на своем «мерседесе» подъехал к дому Самарина без десяти семь. Самарин и Павел, Владимирович уже ждали его. Граве вышел из машины, и Самарин представил ему отца.
— Здравствуйте, господин Раух, — протянул ему руку гестаповец. — Здравствуйте, сверхосторожный отец осторожного сына.
— В наши дни отсутствие осторожности опасно. Разве я не прав?! — весело отозвался Павел Владимирович. — Вальтер, возьми чемодан, мне он уже достаточно оттянул руки.
Чемодан положили на заднее сиденье, и там сел Самарин. Павел Владимирович сел рядом с Граве, который вел машину.
Они помчались по Вальдемарской улице, и вскоре Самарину стало ясно, что они едут в Межа-парк. Павел Владимирович вертел головой, как турист:
— Как рано темнеет, я так хотел хоть одним глазком посмотреть эту Ригу! Доведется ли еще когда побывать здесь!..
— Ничего интересного, — угрюмо отозвался Граве, не отрывая взгляда от дороги.
— Ого! Лес какой-то! — воскликнул Павел Владимирович, прильнув к боковому стеклу.
— Это парк, папа, — пояснил Самарин. — Здесь раньше жила местная аристократия.
— А теперь?
— Теперь, естественно, мы! — рассмеялся Граве.
— Мы, немцы, теперь всемирные аристократы, — серьезно сказал Павел Владимирович,
Окна виллы Граве были плотно занавешены, но видно было, что свет там горит.
Сразу прошли в гостиную с эркером. Там был накрытый скатертью, но пустой стол. В камине, потрескивая, горели дрова. Пухлый сидел в кресле перед камином, но теперь встал, чтобы приветствовать гостей. Держался приветливо, но улыбка на его лице то и дело точно замирала. Самарин заметил, что Граве, знакомя отца с Пухлым, имени его не назвал — все-таки они еще оберегали себя.
А Павел Владимирович вел себя так, будто знал этих гестаповцев давно и достаточно хорошо или, во всяком случае, лучше Самарина.
— Господи! Камин, и притом горящий! — воскликнул он, протягивая руки к огню. — До чего же приятно. Мы у себя уже начали забывать об этой роскоши...
Пухлый предложил ему сигару. Он не взял, быстро вышел в переднюю и вернулся, держа в поднятой руке коробку советских папирос «Герцеговина Флор».
— Я угощу вас чем-то редкостным! Смотрите! «Герцеговина Флор»! А меж тем это советские папиросы. Вот тут указано: «Москва, табачная фабрика «Ява». — Гестаповцы взяли у него коробку, рассматривали ее со всех сторон. — А теперь я сообщу вам нечто весьма пикантное — это любимые папиросы господина Сталина. Честное слово! Я купил целый короб этого добра у одного нашего интенданта, ведающего трофеями. Могу поделиться. Но давайте закурим — это действительно нечто необыкновенное!
Все взяли по папиросе и закурили, дегустаторски принюхиваясь к аромату. Но Пухлый при этом почему-то смотрел на Павла Владимировича с иронической улыбкой.
— Что-то сладковато, — заметил Граве.
— Это вам так кажется после ваших убийственных сигар! — засмеялся Павел Владимирович.
— Насчет Сталина — это, конечно, реклама? — спросил Пухлый.
— Абсолютно точно. Это даже показано в одном русском кинофильме, как мне говорили. Только он курит их так: берет папиросу, разламывает и табак из них набивает в трубку.
Пухлый сказал:
— А я только собрался раскрыть вашу рекламную ложь — известно, что Сталин курит только трубку, у меня даже есть его фотография с трубкой в зубах.
Давясь от смеха, Павел Владимирович ответил:
— Теперь он фотографируется уже не с трубкой, а с трубой, в которую он вылетает! — Он загоготал, а за ним — и Граве с Пухлым.
— Можно мне, отец? — протянул руку к коробке Самарин.
— Обойдешься! — рыкнул на него Павел Владимирович и отдал коробку Пухлому: — Примите сей маленький презент. А теперь разрешите рассказать один анекдот, уж больно он к месту.
Пухлый благосклонно кивнул.
— Один еврей, из Америки конечно, приходит к нашему самому главному интенданту. Я, говорит, скупщик недвижимого имущества и хочу купить у вас Московский Кремль. К сожалению, не получится, отвечает ему интендант. Вы, говорит, скупаете имущество недвижимое, а мы этот Кремль так сдвинем, что от него ничего не останется! — Павел Владимирович первый засмеялся, но Граве и Пухлый даже не улыбнулись. Оборвав смех, Павел Владимирович спросил тревожно: — Неужели не смешно? А в нашей среде коммерсантов от этого анекдота смеются до слез. Впрочем, в гестапо, кажется, вообще не смеются. В Бельгии я имел дело с одним вашим коллегой. Железная тайна сделки не позволяет мне назвать наверняка известную вам фамилию. Так он за все время, что я имел с ним дело, а это тянулось почти год, улыбнулся только раз. Он так провел меня за нос по одной сделке, что я, уходя от него, забыл на вешалке плащ. Он кричит: вы плащ забыли! А я ему в ответ: какой плащ, там, на вешалке, висит шкура, которую вы с меня содрали! И вот только в этот момент он и улыбнулся.