Но и фактов, которые подтверждали бы особую роль Троцкого в создании и организации Красной армии, Блюмкин мог найти предостаточно. Многие из них представляются весьма любопытными. «Демон революции», к примеру, уделял огромное внимание пропаганде. Он подчеркивал, что «каждый поезд, который приносил 10–15 или 20 коммунистов на фронт вместе с запасом литературы, был также дорог, как поезд, который приносил хороший полк или богатый запас артиллерии… Сильнейшим цементом новой армии были идеи Октябрьской революции. Поезд снабжал этим цементом фронты».

«Идеологическим цементом», доставляемым на фронты, стала газета «В пути», которая выпускалась в поезде. Троцкий был единственный деятель советского руководства, издававший по сути собственную газету и сам писавший для нее львиную долю материалов. Надо полагать, не писать он просто не мог — журналистика еще в молодости навсегда вошла в его кровь. Недаром Радек острил, что перо Троцкого именно «революция перековала в меч».

С 6 сентября 1918 года по сентябрь 1920 года вышло, по различным данным, от 233 до 500 номеров газеты (точная цифра неизвестна). В одном из ее первых выпусков, в сентябре 1918 года, Троцкий объяснял значение нового знака Красной армии — пятиконечной красной звезды: «В Красной армии введен новый значок: пятиугольная звездочка с плугом и молотом накрест посередине. Что это значит? И затем — нужен ли уж непременно особый красноармейский знак? Да, знак нужен. Нужно, чтобы и в мирной жизни, и в особенности во время боя наши солдаты могли узнавать друг друга, чтоб их можно было отличить от врага, или даже от „вольной“ публики».

А в другом номере он резко критиковал работу военной цензуры: «Мне донесено, что военная цензура воспрепятствовала печати сообщить в свое время о том, что нами сдана была белогвардейским шайкам Пермь. Но военная цензура существует для того, чтобы препятствовать проникновению в печать таких сведений, которые, будучи по своему существу военной тайной, могли бы послужить орудием в руках врагов против нас. Падение Перми не может составлять тайны для наших врагов. Стало быть, военная цензура попыталась скрыть от русского народа то, что знают его враги. Это — прием старого режима…»

Статьи из газеты «В пути» перепечатывали «Правда» и «Известия ВЦИК». Троцкий писал Ленину: «Я строю организацию в расчете на длительную войну. Нужно эту войну сделать популярной. Пошлите сюда корреспондентов, Демьяна Бедного и рисовальщика». Так что в архивах поезда Блюмкин мог найти к выставке и множество листовок, плакатов и агитационных рисунков.

* * *

Выставка открылась, как и было запланировано, 23 февраля 1923 года по адресу: Воздвиженка, 6, — в здании бывшего Русского охотничьего клуба (еще раньше это был особняк графов Шереметевых, а до них — графов Разумовских). Теперь же это здание принадлежало Военной академии РККА. В день открытия выставки ее посетил корреспондент «Правды», подписавшийся инициалами Г. Р.

«Зал Охотничьего клуба переполнен военными и политическими работниками… — сообщал он. — Комната, предоставленная поезду Троцкого. Надпись: поезд Троцкого не личное учреждение — это изобретение гражданской войны, вносившее перелом в опасные участки фронта. Ряд поездных газет „В пути“…

Стемнело.

Выхожу в обширный двор бывшего Охотничьего клуба и погружаюсь в обстановку боевого лагеря. Гудит полевая электростанция. Зияют жерла пушек и гаубиц. Четыре прожектора прорезывают тьму. В их лучах — порошится снежок».

С небольшими перерывами выставка работала до 1 ноября 1924 года. Забегая вперед скажем, что судьба большой части ее экспонатов (их насчитывалось около десяти тысяч) сложилась печально. Когда работа выставки закончилась, Военная академия настояла на том, чтобы помещение очистили. В результате экспонаты взял молодой «Музей Красных Армии и Флота», размещавшийся на улице Кропоткина (нынешней Пречистенке), в особняке, где сейчас находится Государственный литературный музей им. Пушкина. Но тогда этот старинный дом был совершенно не приспособлен для хранения такого количества музейных экспонатов, он почти не отапливался, в помещениях — сырость и теснота. Экспонаты свалили на стеллажи и просто на пол.

В 1927 году музей переехал в здание на Екатерининской площади (ныне площадь Суворова), где вскоре был открыт Центральный дом Красной армии (ЦДКА).

Политическая обстановка в стране радикально менялась. Троцкий вскоре был объявлен одним из главных врагов Советского Союза (о чем речь впереди), так что напоминать о его заслугах в создании Красной армии никому не могло прийти в голову. По некоторым данным, многие из еще уцелевших экспонатов выставки «Пять лет Красной Армии» сожгли в котельной ЦДКА в середине 1930-х годов.

1923-й был весьма интересным годом в советской истории, по существу прелюдией к новой эпохе. Он начался с того, что уже тяжело болеющий Ленин решил надиктовать свое знаменитое «Письмо к съезду», которое потом назовут его «политическим завещанием». Точнее сказать, диктовать записки он начал еще в декабре 1922 года, а закончил письмом в январе 1923-го.

В «завещании» явно ощущается ленинское опасение раскола партии после его смерти — письмо буквально пронизано этим предчувствием. Ленин безошибочно сумел предугадать двух главных героев будущей драмы партии и государства — Троцкого и Сталина.

Весь 1923 год действительно прошел под знаком борьбы — сторонников Троцкого со сторонниками «тройки» временных союзников Зиновьева, Каменева и Сталина — за ленинское наследство. И тот и другой лагерь почти сразу же начали использовать ленинские записки в борьбе друг против друга. К тому же 10 марта 1923 года у Ленина случился новый тяжелый инсульт, который положил конец его политической деятельности.

А уже через четыре дня в «Правде» появился большой очерк о Троцком. Его автором был Карл Радек. В очерке Троцкий преподносился и как создатель Красной армии, и как военный гений, и как крупнейший организатор, и как вдохновитель «мировой революции». Словом, как самый настоящий наследник Ленина.

Вскоре в рамках юбилейной выставки, посвященной пятилетию Красной армии, открылась и художественная выставка, где были представлены 260 полотен, рисунков, изделий из фарфора. Центральным экспонатом выставки был огромный портрет Троцкого работы Юрия Анненкова (именно этот портрет потом использовали для оформления книги «Военная академия за пять лет»). Вообще, портретов и бюстов наркома по военным и морским делам на выставке имелось более чем достаточно. Затем в «Огоньке» вышел огромный очерк «День Троцкого» Я. Сущевского, но об этом очерке и его авторе — чуть ниже.

А пока скажем, что появление Блюмкина в Москве, его учеба в Военной академии, скандальные выходки в литературных кафе и работа у Троцкого не остались незамеченными немцами.

В ноябре 1922 года должность посла Германии в Москве занял профессиональный дипломат граф Ульрих фон Брокдорф-Ранцау.

Он стремился наладить хорошие отношения между Берлином и Москвой, но игнорировать «фактор Блюмкина» ему не позволяли ни дипломатические правила, ни кодекс чести аристократа. Брокдорф-Ранцау дал понять советскому руководству, что германское правительство хотело бы получить официальные разъяснения, почему убийца германского посла (хотя бы и императорского) свободно разгуливает по Москве, да еще в качестве официального сотрудника самого Троцкого.