Теперь следователи пытались установить, действо­вал ли он самостоятельно в своих интересах и с целью навредить своему шефу, или к делу ещё кто-то прича­стен. И намекали на неких сотрудников из государствен­ных органов, которые якобы были замечены на Пижме, то есть на ГРУ! Спрашивали об этом так, что Зарубин по­чуял межведомственный характер вопросов, если не ска­зать, ярко выраженного в них противоборства контрраз­ведки и разведки. Смешно было верить в предсказания утопшего Боруты, но оперативники напрямую спросили, ждал ли он «Чёрную акулу» и с какой целью должен был прилететь этот вертолёт? У Зарубина поначалу было чув­ство, будто всё это — розыгрыш, комедия, и сейчас эти мужчины в пиджаках рассмеются, пожмут руку и скажут: — Здорово мы тебя развели?! А ты поверил!

Однако ничего подобного не произошло, они продол­жали изображать государевых мужей, хотя понимали аб­сурдность и нелепость собственной версии. Поэтому заго­товили убойный сюрприз, и под занавес этого бездарного спектакля было официально предъявлено обвинение — в незаконном хранении оружия и взрывчатых веществ, найденных у Зарубина в багажнике автомобиля!

В первую минуту Зарубин ошалел от такой наглости и ничего, кроме сарказма, не испытал. Ничего не ком­ментируя, у него отняли телефон, отвели в зверинец и по­садили под замок по соседству с Митрохой — в ту самую клетку, где сидел криптозоолог Толстобров. Да ещё вы­ставили милицейский пост!

Теперь уж без всяких сомнений стало ясно: генераль­ный директор сдал своего подчинённого по причине, от ко­торой становилось тепло и радостно, как в избушке Дивы Никитичны. Между Зарубиным и шефом встала женщи­на! Что уж там она сказала давнему ухажёру, или Фефе- лову не понравилось, что не приняла подарок и бросила его русалкам, но теперь совершенно ясно: охотничьего московского генерала отвергли! Наверняка он рисковал своим назначением или уже был назначен и выпросился у министра, примчался сюда не принцессу искать — уви­деться со вдовой. Её-то Фефелову и не хватало, чтобы ощутить, что схватил бога за бороду. Но не исключено, был послан, чтобы разрулить ситуацию с королевиш- ной, и от успеха зависела новая должность, однако ми­новало уже двое суток, а не найдено даже следа исчез­нувшего капитана специальных сил. На Пижме шефа ждала цепь разочарований: принцесса не найдена, воз­любленная царица Пижмы им пренебрегла, верно, упо­мянув про учёного, и Фефелов не потерпел конкуренции. Зная, к примеру, что вдова ждёт вечером на развилке воз­ле базы, вздумал сорвать встречу, договорился с опера­ми, и те состряпали бумагу, какой-нибудь протокол выем­ки оружия и взрывчатки из багажника, даже туда ничего не подкладывая.

Самолюбивому шефу захотелось поглумиться над со­перником, засадив в клетку, и теперь надо было ждать его в гости, а в том, что Фефелов явится посмотреть на «зве­ря», Зарубин не сомневался.

Однако пришёл сам губернатор и как о деле разуме­ющемся сообщил, что отстранение от должности в Го- сохотконтроле вполне поправимо, ибо есть решение, но ещё нет приказа. Фефелов не разобрался в обстоятель­ствах, погорячился, ибо выслуживается перед министром, и уволил за профнепригодность. Зарубину просто не по­везло с шефом, человеком вздорным, самолюбивым и за­вистливым. И теперь губернатор готов походатайствовать не перед ним — перед самим министром о восстановле­нии на службе. Но при обязательном условии: если учё­ный даст подписку о неразглашении обстоятельств ко­ролевской охоты как совершенно секретных сведений и немедленно покинет территорию области. В против­ном случае Зарубина ждут большие неприятности, вплоть до реального срока заключения эдак лет на пять. У спец­служб довольно способов, чтобы упрятать в тюрьму лю­бого, самого безвинного человека. Например, за хране­ние нелегального оружия и взрывчатки, которые нашли в багажнике его машины. Про утопленного Боруту губер­натор даже не вспомнил, должно быть, он в самом деле спасся или опера считали это за мелочь.

Он ожидал что угодно, но только не такого предло­жения, означающего, что губернатор и вместе с ним Фе­фелов опасаются не Зарубина, а уволенного с работы Баешника, который разнесёт молву по всему свету, и она непременно долетит до ушей президента — гаранта кон­фиденциальности непротокольной охоты. Вот для чего устроили цирк с уголовщиной и посадкой в клетку!

— Пригласите сюда Фефелова, — вполне мирно по­просил Зарубин.

Губернатор хотел ответить резко и грубо, но вспом­нил о своём статусе правителя области.

— Ваш шеф ночует в Тотьме вместе с МЧС, — всё-та­ки недобро отозвался он. — Зачем он вам?

— Профнепригодность — понятие растяжимое. Спро­сить, за что уволили конкретно...

И этот человек, несколько минут назад грозивший ему пятилетним сроком, вдруг стал покладистым и за­ботливым.

— Я же объяснил: сгоряча. Уверяю вас, это можно ис­править. У меня очень хорошие отношения с вашим ми­нистром. Кстати, история с охотой принцессы... В общем, Фефелова не утвердили на должность руководителя де­партамента. Он и отыгрался на вас.

Последние фразы губернатор произнёс с неким скры­тым торжеством.

— Ну, с подпиской о неразглашении понятно, — по­пробовал осмыслить ситуацию Зарубин. — Хотя остаётся много вопросов. А почему я должен немедленно уехать? С какой стати, если уволили с работы и я наконец-то сво­боден? Мне здесь очень даже нравится!

— Вам непонятно?

— Пока что нет, — прикинулся он.

Губернатор позволил подумать до утра, а чтобы ни­кто не отвлекал от размышлений, пообещал ему домаш­ний арест, то есть перевести в башню и содержать под охраной.

Потом пришёл добрый и рассудительный генерал Гриша, естественно, с увещевательной речью, мол, все они попали сюда не на охоту, а помимо воли своей впу­тались в дела государственные и даже международные. Поэтому подписки о неразглашении не унижение лич­ности и ограничение свободы — нормальная форма го­сударственной защиты информации, и всем участникам придётся её дать. Что же касается немедленного отъезда с Пижмы, если честно, выдворения, то надо признаться, тут дела глубоко личные и сердечные. Начальник охоту- правления даже на шёпот перешёл и доверительно, по се­крету, сообщил, что губернатор давно влюблён в Диву Никитичну и она к нему относится очень нежно. Есте­ственно, при живом муже он и думать не смел, не стро­ил иллюзий, и только всячески помогал этой трудовой геройской семье переживать время становления фермер­ского хозяйства. И вот миновал год, как умер Драконя, у вдовы закончился траур, и впервые возникла реаль­ная надежда на её ответные чувства. Поэтому лучше им не мешать, тем паче возраст у губернатора предельный, чтобы искать новую партию: два срока властных полно­мочий измотали его, пора бы на покой, наконец-то же­ниться и жить на природе. И ещё Гриша сказал много лирических слов относительно любви губернатора к во­логодским просторам, охоте, сельскому хозяйству, детям, старикам и животным.

Зарубин сообразил, что настала пора действовать: до­верчивый генерал, если правильно выстроить разговор, должен открыть клетку; но составить диалог не успел — собеседника отозвали. Дабы предотвратить побег, весь зверинец осветили сценическими прожекторами, поэто­му Зарубин чувствовал себя отловленным и посаженным на всеобщее обозрение дивом. А скоро появились и зри­тели: два омоновца сначала с любопытством попытались побаловать с Митрохой, ткнуть его резиновой дубинкой, но, когда тот рюхнул на них, ушли к клетке с учёным. И смотрели на него как на зверя, так что тоже хотелось зарычать. Потом пришли два кухналёвских охранника, проверили запоры на соседней клетке и, удалившись не­надолго, привели Боруту, ещё пьяного, с опухшим лицом и невидящим взором. По крайней мере, обвинение в ду­шегубстве теперь должны были снять!