Олег Толмачев:

«Тогда же не было такого – тебя там в ресторане накормят. Все включено. Тогда ты сам приезжаешь, приходишь в ресторан, сам платишь свои деньги. Нет, какие-то где-то банкеты были, но мы их не любили, просто после концерта еще на какой-то банкет идти? Да еще и с Цоем? Нет. У него узнаваемость стопроцентная была, фаны разорвали бы. В то время иногда даже страшно было. И мы все это обычно делали в номере. Ели, пили. Цой же почти всегда отдавал мне свой „люкс“, а сам шел в мой номер. А почему так началось? Потому что журналисты, во-первых, узнавали, где он живет, мешали человеку выспаться и отдохнуть. Ну и поклонники… Половину гастролей он жил у меня в номере, а я жил в его».[294]

Елена Лысенко, поклонница «Кино»:

«В Киеве в 1990 году там было пять концертов. Лично я была на третьем, 31 марта. Но я не снимала ничего. Но помню некоторые факты, которые выделили эти концерты – например, разбитая голова барабанщика болгарской группы, которая 50 минут разогревала перед „Кино“ публику».[295]

Наталия Максимец, поклонница «Кино»:

«Познакомилась я с песнями Цоя году в 1986–1987-м. По ТВ в какой-то передаче прокрутили запись „Алюминиевых огурцов“ – ну я и обалдела! Это было так не похоже ни на что из всего музыкального, что я до того слышала! Потом в 1988 году сходила в кино на “Иглу“ – это окончательно меня убедило в том, что человеку по имени Виктор Цой можно верить! Потом, немного позже, брат, который служил в армии, пришел в отпуск и привез пластинку „Ночь“. Я ее крутила круглые сутки. Ну потом поездка в Киев на концерт „Кино“ и автограф Вити, который сделал меня счастливым человеком.

Был конец марта, 30-е, 1990 года. Киев, Дворец спорта. У меня в Киеве служил брат в армии, во внутренних войсках, они обеспечивали все мероприятия в Киеве. Он достал билеты. Я находилась достаточно далеко от сцены. Звук был так себе. Но, конечно, я старалась не пропустить ничего из того, что происходило на сцене. Какая-то группа была на разогреве, так народ чуть их не разорвал, все ждали Цоя. И вот он появился. Зал взревел! Конечно, Витя, как обычно, был неразговорчив: „Добрый вечер, здравствуйте“, – и концерт начался. В перерывах между песнями некоторые особо горячие поклонники прорывались к сцене, девчонки бросались на шею, но он как-то уворачивался и при этом оставался абсолютно невозмутим. Меня это, помню, тогда очень подкупило. Совершенно бесстрастный, подумалось мне. Такой молодой, но такой серьезный. На фоне Белоусова, Маликова и иже с ними Виктор показался мне какой-то скалой. И еще было интересно наблюдать, какими воплями встречали любое его движение, поворот головы, лишнее слово. Просто мистика какая-то творилась в зале.

Концерт длился около часа. Часа пятнадцати, может быть. После мой брат подтащил меня к сцене, и мне удалось забраться поближе к Вите и вручить-таки ему цветы! Он улыбнулся, поблагодарил, я ткнула ему ручку и фотку. Он присел на одно колено, черкнул свое знаменитое „Удачи! В. Цой“. Я от радости даже руками всплеснула. А он снова улыбнулся. Но такой измученной была эта улыбка, у меня тогда такая жалость к нему появилась. Думаю: бедный, как же ты устал! Столько концертов подряд, столько городов! Вот не так давно в первый раз (к моему огромному стыду) услышала „Сосны на морском берегу“ – „Я устал от чужих городов, я устал колоть этот лед, я хотел бы уснуть, но нет времени спать“. И снова вспомнила тот концерт, ту суету, которую он так не любил, и его усталую улыбку».[296]

Мария Василенко, поклонница «Кино»:

«Мне посчастливилось побывать на одном из концертов Виктора Цоя в киевском Дворце спорта. Раньше этот дворец в народе называли „конюшня“. У нас тогда была большая компания девчонок и ребят, и мы всем „стадом“ бегали туда почти на все выступления известных певцов и групп, начиная с „Машины времени“, Шуфутинского, Токарева и заканчивая „Фристайлом“, „Миражом“ и конечно же „Ласковым маем“. Мы так часто туда ходили, что я сейчас не вспомню, в каком году кто выступал. Это конец 80-х – начало 90-х. Билеты тогда стоили недорого и были более-менее доступны. Группа „Кино“ была для меня такой же, как и все остальные. Мы были очень юны и не понимали всех „фишек“ подобных исполнителей. Помню, даже передразнивали Цоя за его манеру пения. Выпячивали нижнюю губу и обезьянничали. Наши более взрослые ребята тащились от него и перед самим концертом все уши прожужжали: Цой да Цой. Мы тогда компаниями везде ходили и дружили. Вот я пошла с ними за компанию на первый в своей жизни рок-концерт. Публика была совсем другая и разношерстная, от подростков до вполне взрослых дядечек и теть. Не было так много цветов и „снимания трусов и лифчиков“, как на остальных молодежных концертах. Можно было стоять возле самой сцены, и при этом никакой тебе давки. Было очень много милиции, так как там среди зрителей присутствовали неформалы, которые враждовали между собой. Не помню, кто был на разогреве, но зрители все время с разных точек огромного Дворца выкрикивали: „Кино!“ и даже освистывали разогрев. И вот наконец ведущий воскликнул: „Встречайте! Группа „Кино“ и Виктор Цой!“ Вышла группа, Цой всех коротко поприветствовал, передал привет из Ленинграда и начал концерт. Что здесь началось! Просто безумие какое-то. Все вскочили, со свистом и с восторженными криками подхватили их первую песню. Весь концерт люди подпевали им хором. Зал был в полумраке, и можно было увидеть огромное количество огоньков от зажигалок в руках. Цветов Цою несли очень много. Я все больше и больше вслушивалась и вглядывалась в то, что звучало и происходило. Видеокамер раньше почти не было. Наши ребята даже притащили магнитофон и записывали происходящее через микрофон, надеясь, что у них это получится. Потом, правда, его отключили, потому что что-либо записать было невозможно. Все кругом подпевали Цою, свистели и кричали от восторга. Какой порядок исполнения песен был, я не помню, так как я именно на том концерте открыла для себя Цоя и как-то особо до сего события им не интересовалась. Заключительную свою песню „Пачка сигарет“ они спели, но люди их вытащили на бис. Зрители не отпускали. Цой спел „Звезду по имени Солнце“, поблагодарил всех, и под бурные аплодисменты и восторженные крики группа покинула сцену. Я тогда долго была под впечатлением от песен и самого концерта. Все „киношники“ в черном и Цой со своей белой гитарой просто перевернули все мое сознание. С тех пор я влюбилась в его песни и стала фанаткой его творчества. Помню, когда он погиб, я сильно ревела. На меня тогда напала депрессия, и был просто шок. Эххх! Знать бы тогда, что это был первый и последний его концерт, который я видела своими глазами!»[297]