Сомкнулись полукружья темных ресниц. Он уснул. Уснул, успокоенный и ободренный. Уснул, еще не зная, что отныне мы всю жизнь будем вместе и врозь, как солнце и луна.

Сколько я так просидела… трудно сказать. Глядя на любимое лицо и сжимая руку Никоса, я с благодарностью ловила последние мгновения физического контакта, наслаждалась скупыми прикосновениями…

Мне почудилось отдаленное:

– Джи! ДЖИ! ДЖИ!!!

Голос явно чем-то разгневан. Угу. Кем-то. Точнее – мной.

И я поняла – пришло время действовать.

Встала и заперла дверь.

Расправила крылья и собрала всю свою оставшуюся ангельскую сущность. Палата осветилась нежным золотистым сиянием.

Приобняв Ника белыми крыльями, я наклонилась и нежно его поцеловала.

Затряслись стекла. Голос звучал ближе, громче. Он звенел гневом. Грохотал. Отдавался болью в ушах. Глас справедливости Бога грозил и предостерегал:

– Я иду!

А я не отрывалась от поцелуя, изливая через него всю свою любовь, даруя на протянутых ладонях свое сердце. Вручая то, что лишь однажды может дать смертному ангел – поцелуй защиты. Так называемый Последний поцелуй ангела. Поцелуй, привязывающий нас друг к другу нерушимыми узами. Навечно. Его нельзя разорвать или отменить.

Нельзя убить человека, которому ангел дарит свою бессмертную душу. И нельзя испепелить ангела за то, что он дал клятву защищать. Мы будем постоянно вместе и всегда врозь. Грешный человек и душа ангела. Такова плата. Такова кара. Таков Закон.

Золотой свет угасал, впитываясь в Никоса. Тускнела фигура ангела, растворяясь в небытии.

И все кончилось. Я ушла, чтобы вернуться. Стала тенью. Бессрочным персональным хранителем грешника Никоса Казидиса – как говорится, вечно сидящим на правом плече. Невидимым ангелом.

Одинокое белое перышко упало на грудь смертного, получившего в одночасье могущество и потерявшего весь мир.

Новая вспышка – и около постели появился Сашиэль. Посмотрел на перышко больными глазами, тронул его пальцем и опустился на колени, безмолвно прося прощения у меня за то, что поставил долг превыше семьи.

И содрогнулись плечи могучего ангела, потерявшего сестру и не обретшего ничего взамен…

Искал аргументы. Нашел мозги. Не понадобились…

Три месяца спустя…

Никос сидел за столом в своем кабинете и напряженно, как заведенный работал: отдавал указания по телефону. Сонных подгонял, нерадивых ругал, а кое-кого и подбадривал. Мы с Аластором восседали на столе, благо стол был достаточно большой и мы никому не мешали.

– Все же вы, ангелы, упрямы до тупости! – завел надоевшую шарманку демон, прописавшийся рядом со мной. На сей раз демоненыш сократил свою гиперпривлекательность до минимальных объемов. Все равно на меня не действует, а энергии затрачивается немало. И откуда, спрашивается, ее возмещать?

Теперь он сидел в тюрбане, домашних тапочках и в подбитом ватой полосатом халате. Из тюрбана коварно выглядывали рожки.

Этот выходец из глубинки нагло приватизировал второе плечо Ника, но дудел в уши мне. Нашел, понимаешь, свободные!

– А вы, демоны, тупы до глупости! – привычно огрызнулась я, поправляя невесомый хитон. – У вас так мало места в голове, что составляющие выпирают наружу! – И щелкнула его по рожкам.

Аластор мою ответную речь нахально проигнорировал. Снова начал зудеть:

– Зачем так мучить себя? – и пребольно ткнул меня когтем.

А что я? Я – ничего. В полном смысле этого слова. Все вижу, все слышу, говорю – но только Аластору. Больше меня никто не слышит. Вот демон и расплачивается за это неудобство своей психикой. И жалеть его не буду. Не то направление для жалости.

– …И его! – Черный кривой коготь переместился в сторону Никоса.

Мужу было много хуже меня. Он все видел, все слышал, ничего не понимал и очень много говорил. Все больше сам с собою.

– Пошел бы, что ли, маникюр себе сделал! Того и гляди – проткнешь ненароком, – покосилась я на извечного противника.

Мы продолжали наблюдать за неподвижно сидящим Ником, который устроил себе короткую передышку в многочасовой работе – изучал мою последнюю записку, написанную в припадке безумия. Коротенькую, но емкую:

«Любимый, обстоятельства вынуждают меня поработать в другой стране…»

А что мне нужно было, по-вашему, написать? «В другом измерении»?!

После моего внезапного исчезновения, чтобы Ник тогда с нарезки не сорвался и чего-то такого самоубийственного не учудил, Йоргос на пару с мадам Димитрой договорились с врачами, и больного пять дней круглосуточно держали на снотворном.

Потом Ник очнулся и, если бы не костыли и гипс, то лежать Йоргосу опять в реанимации как миленькому! И единоборства бы не помогли.

Ник громко орал:

– Я тебя застрелю, как собаку бешеную! – и все тянулся к оружию. Но оружие было на бедре телохранителя – а тот и бедро, и оружие держал как можно дальше от невменяемого шефа.

Потом Йоргос и его греческая команда бодигардов с Ником вроде как помирились. И понеслось. Мы с рогатым за все это время такого насмотрелись…

Хватит уже того, что два грека и три американца по-пластунски, с лупами в руках, исползали всю палату, из которой я исчезла. Брали соскобы и отпечатки. Забрали все белье на анализ. Разве что скважину не бурили!

Трещины, должно быть, искали… через которые я утекла. Или испарилась. Потому что по здравом рассуждении и после дорогих лабораторных анализов криминалисты сделали вывод: через решетку на пятом этаже я не вылезала – нет ни малейших следов. Мокрое пятно внизу на асфальте тоже не оттирали. Через дверь не выходила – там строго караулили, да и видеокамеры повсюду натыканы.

В вентиляцию они ищейку пытались засунуть. Вдруг я там в холодке отсиживаюсь? Ну да, ну да… конечно! Собака возмутилась и попыталась их покусать. Цапнула Йоргоса за гипс и обиделась.

Вместо собаки туда запихали охранника, который застрял на втором повороте. Разобрали систему и вытащили мужика. Нашли другого, похудее. Так тот вообще заблудился! Они ему карту забыли дать. Потом по всему госпиталю носились – аукались. Пациенты шугались – думали, экскурсия из дурки пришла, а экскурсовода потеряли!

И это они все успели провернуть еще ДО того, как Никос проснулся. А когда Казидис пришел в себя, там был та-акой цирк…

– Чего это? – обиделся демон, своей репликой возвращая меня в настоящее. – Что я, женщина – когти полировать? Хотя вы, бабы, все больше по мозгам специализируетесь. Чужим!

– Завидно? – Это уже просто так, для поддержания дружеской беседы.

«…Мне жаль, что приходится так поступать с нами, но поверь – меня никто не крал, я не утонула и не сбежала…»