Десять лет назад (в мае 1981 года) на двадцатой странице газеты «Нью-Йорк таймс» была напечатана статья, в которой сообщалось о вспышке редкой разновидности рака, саркомы Капоши, поразившей сорок одного человека – людей в возрасте от двадцати шести до пятидесяти одного года, ничем прежде не болевших. Доктор Элвин Фридман-Кьен из Медицинского центра Нью-Йоркского университета сообщил в ней, что, исследовав девятерых из этих больных, он «обнаружил серьезные дефекты иммунной системы».

К той же поре следующего года о СПИДе, болезни, передающейся путем заражения крови ретроактивным вирусом ВИЧ, слышали уже все. В нашей стране, как и в Америке, было установлено, что подавляющее большинство тех, кого поразила эта болезнь, относится к одной из трех категорий: гомосексуалисты, пользующиеся шприцами наркоманы и люди, страдающие гемофилией.

Некоторое время эта новая чума привлекала истерическое внимание прессы. В случае таблоидов оно объяснялось нервным трепетом, с которым публика следила за течением болезни у таких знаменитостей, как Рок Хадсон и Либерейс. Распространялись дикие слухи, согласно которым источником болезни стали гаитянские свиньи или обезьяны Центральной Африки, с коими катастрофически предприимчивые американские туристы вступали в нестандартные интимные отношения. Американская газета «Глоб» со всей присущей ей серьезностью выдвинула теорию, согласно которой СПИД – это составная часть проклятия Тутанхамона, вирус-де вырвался на свободу в 1922 году, при вскрытии гробницы этого фараона, а до Америки добрался в 1970-х, когда по ней возили посвященную гробнице выставку.

При всей их причудливости, ни одна из этих теорий не может сравниться с пугающим приемом, оказанным новой болезни западным миром. Многие христиане здесь и за рубежом решили, что СПИД есть кара, ниспосланная Богом в наказание людям, чей образ жизни Всевышний счел предосудительным. Это одна из самых ошеломляющих и пугающих идей, с какой мне доводилось когда-либо встречаться, – порожденной людьми, печально прославившимися своим тупоумием и нежеланием прислушиваться к голосу разума. Предполагается, что нам надлежит представить себе Высшее Существо, которое веками взирало с небес на землю, видело ежедневные проявления жестокости, порочности, насилия, тирании и безжалостной ненависти и даже пальцем не шевельнуло, чтобы их остановить; Высшее Существо, которое еще во времена Ковчега дало обет никогда больше не вмешиваться в дела людские, а затем, уже в двадцатом столетии, решило, что тех, кто ложится в постель с друзьями одного с ними пола или, подобно тысячам почтенных викторианцев до них, дурманит свои мозги вытяжкой из макового сока, надлежит уничтожить посредством самого неприятного, смертоносного и безжалостного морового поветрия, какое когда-либо видела земля. Что же это за Высшее Существо такое, если оно способно вести себя столь капризно, жестоко и иррационально? И где, спрашивается, болезнь, настигающая одних лишь охранников концентрационных лагерей? Гд е вирус, поражающий негодяев, которым нравится мучить детей, – людей растленных, кровожадных и деспотичных?

Можно, конечно, сказать, что верования столь омерзительные исповедует лишь горстка фундаменталистов. Однако существуют и носители взглядов менее, по всей видимости, крайних, говорящие, что люди, которые заразились СПИДом при переливании крови, а это по преимуществу больные гемофилией, пострадали «не по своей вине». Из чего с очевидностью следует, что все прочие сами кругом виноваты, так и жалеть их особенно нечего. Жалость, однако, не есть чувство расчетливое, избирательное или возникающее от случая к случаю. Она, подобно милосердию, как теплый дождь спадает с неба на землю.[182]Можно сказать и другое: каждый, кто подхватывает ВИЧ сегодня, делает это потому, что пренебрегает простыми, известными уже не один год рекомендациями и, стало быть, попросту глуп. Однако, начиная делить мир на достойных и недостойных, как делили бедняков викторианцы, мы отворачиваемся от каждого из благородных человеческих побуждений.

Как повел бы себя в этой ситуации Христос? Стал бы он пристрастно разделять людей и осуждать их? Вряд ли человек, который прикасался к прокаженным и дружески относился к грешникам, присоединился бы к тем, кто ныне радуется и потирает с едва скрываемым удовольствием руки, глядя на беды и страдания, которые влечет за собой эта болезнь. Он мог бы, разумеется, сказать: «Иди и впредь не греши», но он сказал бы это и банковскому менеджеру, и священнику, и политику, и гомосексуалисту. В конце концов, каждый из нас грешен. Христос же все еще остается человеком, сказавшим: «Кто из вас без греха, первый брось на нее камень».

Болезнь бродит среди нас уже десять лет, и если мы последуем совету принцессы Уэльской и, повстречав больного СПИДом, обнимем его, из недуга этого, глядишь, и проистечет подлинное благо, нечто, способное сделать лучше и нас, и тех, кто им страдает.

И уж с полной уверенностью можно сказать, что даже если СПИД останется неизлечимым еще тысячу лет, и в этом случае он не сможет унести столько жизней, сколько успела унести и продолжает что ни день уносить нетерпимость.

Вчера по радио выступил странный человек. Тут, собственно, нет ничего нового, радио давно уже стало для людей со странностями вторым, более или менее, домом. Когда Маркони принес в патентное бюро первую свою работающую систему радиосвязи, он наверняка указал в заявке одну из ее выгодных сторон – возможность отлавливать на улицах людей со странностями и целыми компаниями рассаживать их вокруг крытого зеленым сукном стола, на котором не будет стоять ничего, кроме микрофона. Радио выполняет примерно те же задачи, что и лондонские клубы, – дает приют городским сумасшедшим и людям без царя в голове.

Тот странный джентльмен, с которого я начал, был «свидетелем» в программе Радио-4, именуемой «Лабиринты нравственности». Что касается моих нравственных потребностей, все они – от установления этических норм розлива минеральной воды по бутылкам до изучения обязанностей свиновода, – как правило, полностью удовлетворяются радиосериалом «Арчеры», однако существуют люди, нуждающиеся в чем-то большем, именно для них и предназначаются «Лабиринты нравственности». На этой неделе в программе обсуждалась тема цензуры. И человек со странностями заявил, что он непременно подвергал бы цензуре не только продукты художественного творчества, такие как фильмы и телеспектакли, но также и то, что пишут журналисты. Чьим интересам, спрашивал он, служат статьи, в которых живописуются насилие и беспорядки в странах, удаленных от нас на тысячи миль? Не следует выставлять такие вещи напоказ перед нашими детьми.

Говоря о фильмах, он отметил, что сумасшедший, попытавшийся застрелить Рональда Рейгана, смотрел фильм «Таксист», а его одежда и modus operandi[183]свидетельствуют о прямом подражании герою фильма Тревису Биклу. Упомянул он и о том, что терроризировавший Хангрефорд Майкл Райан имитировал при этом Рэмбо. Каждый, кого интересует кино, согласится, полагаю, с тем, что «Таксист» – фильм великолепный, один из лучших когда-либо снятых фильмов, а «Рэмбо: Первая кровь» и «Рэмбо II» попросту ужасны. Существенно это различие или не существенно, я не знаю, однако «свидетеля» оно ни в малой мере не заботило.